Мэри Рэдклифф - Тайна Ретта Батлера
Комната погрузилась в полумрак, и от этого мексиканцу стало еще страшнее.
— Ты, Мигель, можешь кричать сколько хочешь, может, тебе от этого станет легче, — проговорил Гарри, схватив его за плечи. — А мне, повстречав старого приятеля, приятно будет услышать его голос.
Гарри Купер усадил Мигеля за стол, плеснул себе в стакан виски и жадно выпил.
— Может, и ты хочешь выпить? — Гарри плеснул во второй стакан.
— Не откажусь, — трясущаяся рука Мигеля потянулась к стакану, он нерешительно обхватил его и уже было поднес к губам, но замер со стаканом у рта.
Он пристально смотрел в глаза Гарри Куперу.
— Ты что, подумал, виски отравлено? — засмеялся тот. — Нет, голубчик, ты мне пока нужен живым.
Но Мигель не спешил пить.
Тогда Гарри взял из его дрожащих пальцев стакан и пригубил.
— Видишь, я пью абсолютно спокойно.
Мигель тут же вырвал стакан и одним глотком осушил его.
— Ну вот, теперь горлышко твое промочилось, Мигель, и можешь рассказать мне все по порядку. Ты — Билл Карлсон, а именно его я искал. Так что рассказывай за него.
— А-а-а, — внезапно догадавшись, с облегчением вздохнул Мигель Кастильо, — я понял, тебя наняли, чтобы ты убил Билла Карлсона. Так вот, Гарри, не беспокойся, поверь мне, Билл Карлсон мертв. Я сам видел своими глазами его труп. Я сам содрал с него мундир и повязку. Билл Карлсон мертв. Ты мне веришь, Гарри?
— Мигель, я конечно, не очень высокого мнения о твоей нравственности, но думаю, с мертвеца ты бы не стал снимать мундир. Наверное, ты нашел его не мертвым, а, Мигель?
И Гарри Купер пристально посмотрел на мексиканца.
Тот принялся истово креститься и уверять своего собеседника в обратном.
— Он был мертв, Гарри. Абсолютно мертв. Он был холодным и его руки не сгибались. Вот видишь, даже мундир порвался под мышкой, когда я его стаскивал, — и Мигель Кастильо ткнул пальцем себе под мышку, туда, где мундир был цел.
— Да нет, я думаю все было немножко по-другому. И мне придется говорить с тобой, как с Биллом Карлсоном. Я все-таки думаю, что он был жив, и ты перекинулся с ним парой слов перед смертью, а, Мигель? Может быть, он сказал тебе что-то важное?
Гарри Купер схватил Мигеля за подбородок и запрокинул ему голову.
Тот от неожиданности чуть не прикусил себе язык.
— Волнуешься, а, Мигель? Может, хочешь понюхать табаку? — Гарри Купер сунул ему прямо под нос инкрустированную перламутровую табакерку.
— Это табакерка Билла Карлсона, на ней прямо так и написано: Билл Карлсон. Так что можешь понюхать его табачок.
Он отпустил Мигеля и открыл табакерку.
Мигель засунул пальцы, желая захватить побольше табака, но в этом момент Гарри Купер резко сжал его пальцы створками да так, что тот взвыл от боли.
— Хороший табачок, — приговаривал Гарри все сильнее сжимая створки, — хороший, сильный. Чувствуешь? Как он тебя пронимает? Хороший табак нюхал Билл Карлсон.
— Отпусти, — прошептал Мигель.
Гарри Купер отрицательно покачал головой.
— Отпусти, — уже взмолился мексиканец.
— Если ты будешь молчать и дальше, Мигель, то останешься без трех пальцев и уже не сможешь нажимать на курок, во всяком случае, правой рукой, а левой ты, наверно, стреляешь не так метко.
— Я скажу тебе, — прошептал Мигель.
Гарри Купер задумался, как будто бы колебался, разжимать маленький капкан или нет.
Наконец он немного ослабил хватку, и Мигель Кастильо смог выдернуть свои пальцы. Он тут же засунул их себе в рот и принялся сосать.
Боль немного стихла.
Но Мигель прекрасно знал, что это только начало и не самое худшее из того, что с ним случится сегодня.
— Ну, Мигель, ты обещал мне сказать что-то интересное. Я тебя слушаю. Что тебе сказал Билл Карлсон?
И Гарри Купер, приставив к уху руку рупором, сделал вид, что прислушивается.
— А, Мигель, ты говоришь слишком тихо. Я тебя не расслышал.
— Пошел ты! — выкрикнул Мигель, набравшись смелости.
— А вот это ты зря, — погрозил ему пальцем Купер и, взмахнув рукой, подал знак Фреду.
Тот подошел к Мигелю сзади, и мексиканец даже не успел обернуться, как на его шею обрушился удар железного кулака Фреда.
Мигель раскрыл рот и, казалось, разучился дышать. Его лицо тотчас же побелело, глаза закатились.
А Фред поддал ногой по стулу, и Мигель Кастильо с грохотом рухнул на пол.
— Я не слишком сильно его? — осведомился Фред.
— Нет, по-моему, в самый раз, — усмехнулся Гарри Купер одними губами. — Может, теперь он кое-что вспомнит и скажет мне.
Но Мигель Кастильо посчитал за лучшее лежать неподвижно с закрытыми глазами.
Как будто бы он мог обмануть Гарри, притворившись потерявшим сознание!
Гарри плеснул в стакан виски, сделал один глоток, а остаток вылил на закрытые глаза лежащего на полу Мигеля.
Боль была резкой, и Мигель сел на полу и принялся протирать глаза.
— Ты что? Так же можно выжечь глаза! — негодующе заорал он, пытаясь рассмотреть, где его мучители.
Но глаза слезились, и он видел какие-то размытые очертания.
В надежде защититься, он махал перед собой руками.
Фред вновь подкрался сзади, схватил размахивающего руками мексиканца и одним рывком поднял его с пола.
Ноги Мигеля Кастильо задергались в воздухе. Фред, держа его на весу, вопросительно посмотрел на Гарри.
Тот сидел за столом и раздумывал.
— Так ты не хочешь говорить? — вкрадчивым голосом поинтересовался он у Мигеля. — Ну это же так просто. Всего несколько слов. Ведь Билл Карлсон сказал тебе кое-что перед смертью.
Мигель что-то промычал в ответ.
— Внятнее, пожалуйста, внятнее, — поторопил его Гарри Купер.
— Я ничего не знаю. Билл Карлсон ничего не сказал мне перед смертью.
— Ага, значит, Билл Карлсон был живым, когда вы встретились. Значит, ты видел его последним. А я, наверное, тот человек, который тебя видит последним. А вернее тот, кого ты видишь последним в своей жизни.
— Гарри, не убивай меня.
— Я не это хочу от тебя услышать. Твоя жизнь в твоих руках.
— Конечно, Гарри, я понимаю, что все зависит от меня. Но я клянусь, я ничего не знаю. Ничего.
Мигель Кастильо ползал по полу, потом встал, молитвенно сложив перед собой руки.
— Клянусь, я ничего не знаю.
— Я вижу, ты большой мастер раздавать клятвы направо и налево. Но я же сказал, не этого я от тебя жду.
— Как на духу, клянусь, ничего не знаю.
Мигель Кастильо резко рванул мундир и рубашку у себя на груди и, нашарив маленький крестик на кожаном шнурке, вынул его.
— Вот, я могу поклясться на кресте. Я ничего не знаю.