Симона Вилар - Обрученная с розой
– Я упоминал, что нам еще понадобятся ваши услуги.
– Все, что прикажете, сэр рыцарь.
– Во-первых, я бы хотел, чтобы вы как можно скорее разузнали о судьбе нашего человека, захваченного на Лондонском мосту. Во-вторых, я просил бы позаботиться о наших лошадях, оставшихся в конюшне «Золотой Чаши».
– О, сэр, пусть уж они там и остаются. Ведь «Золотая Чаша» неплохая гостиница, и у них не будет недостатка ни в корме, ни в уходе. – Хорошо. И еще одна просьба… Он поморщился, приложив руку к окровавленной груди, но превозмог боль и продолжил:
– Нам нужно повидаться с капитаном Джефрисом, которого иногда называют Псом.
Перкен задумчиво почесал затылок.
– Пса-то я знаю где найти. Но, сэр, с тех пор как он тал капитаном каравеллы «Летучий», так возгордился, что со навряд ли удастся соблазнить прогулкой в Уайтфрайерс. К тому же Джефрис – верный слуга Эдуарда и королевы Элизабет, которые осыпали его милостями. Я думаю, вам не стоит иметь с ним дела.
Филип какое-то мгновение размышлял, а затем снял с пальца кольцо королевы и протянул его каменщику.
– Вы доказали свою преданность, и я не побоюсь доверить вам этот алмаз, по крайней мере, другого выхода у меня нет. Покажите его капитану и скажите, что податель сего ждет его в Эльзасе, Посмотрим, что из этого выйдет.
Когда Перкен удалился, Фрэнк сердито пробурчал:
– Доверить такое сокровище первому встречному бродяге с перебитым носом, который к тому же свой человек среди воров Эльзаса… Да он сбежит с ним при первой возможности.
– Все может быть, – согласился Майсгрейв. – Однако, как я уже сказал, у нас нет иного выхода. Нам надо покинуть Лондон, и как можно скорее. Рыскать же по городу, высматривая этого Джефриса, мы не можем. У него опять вырвался невольный стон, и он начал расшнуровывать потемневшую от крови куртку.
«Их надо немедленно перевязать, – подумала Анна. – И Филипа, и Фрэнка. Фрэнк уже бледен как снег, и кровь никак не останавливается».
Распахнув дверь, девушка во весь голос позвала:
– Эй, Дороти! Где тебя носит? Тебе заплатили серебряный шиллинг за твою конуру, так что будь добра поспешить, когда тебя зовут.
О приближении хозяйки возвестило шарканье подошв в коридоре. Эта женщина вызывала у Анны отвращение, но сейчас она не могла обойтись без нее. Когда Дороти появилась, девушка приказала ей поскорее раздобыть где угодно полотна, корпии и горячей воды.
– И чтобы все было чистым и новым! – внушительно добавила она, разглядывая засаленную одежду хозяйки.
Однако Дороти Одноглазая была куда сообразительнее чем казалось, и вскоре возвратилась со всем необходимым.
Осторожно сняв с Филипа рубаху, Анна промыла рану Она была неглубока, однако кожа вдоль ребер оказалась сильно рассеченной. Хуже было другое. Открылась едва начавшая зарубцовываться рана, полученная, когда рыцарь бился без доспехов. Анна старалась едва касаться кожи чтобы не причинять раненому боль. Затем перевязала ему голову. Девушка была серьезна и сосредоточенна, ее лицо порой оказывалось совсем близко от лица рыцаря, и тот поглядывал на нее с нежностью и теплотой.
«Она еще совсем дитя. Щеки как персики и такие славные веснушки на носу. А как забавно Анна закусывает нижнюю губку от усердия».
Он вдруг поймал себя на том, что его неудержимо влечет этот нежный пунцовый рот. Но мысль эта показалась ему кощунственной. Ведь это дочь Невиля, которая лишь волею случая оказалась вровень с ним и которой уготована куда более высокая участь, чем ему, незнатному воину. Майсгрейв нахмурился, злясь на себя. Анна участливо склонилась к нему:
– Я сделала больно?
Какой голос! Как близко ее лицо…
– О нет, миледи. Мне даже приятны ваши прикосновения
Он прикусил язык, но заметил, что, несмотря на вмиг полыхнувший румянец, она не смогла сдержать улыбки. И тут же, смутившись, поспешила отойти к Фрэнку.
Фрэнк отбивался, отстранял ее руки, смущенно твердя, что негоже такой знатной девице возиться с ногой простого солдата. Кончилось тем, что Анна прикрикнула на него, назвав безмозглым дурнем, и заявила, что, если без промедления не сделать перевязку, он истечет кровью или, того хуже, в рану попадет грязь и начнется горячка.
Фрэнк покорился. Рана оказалась глубокой, мышцы были разорваны почти до кости. Анне пришлось повозиться, пока она наконец смогла промыть и обработать рану, а затем наложить сверху шов. Когда же она выпрямилась, то почувствовала, что необычайно устала. Казалось, прошла целая вечность с той минуты, когда она пробудилась в Эрингтонском дамке, глядя на улыбающуюся Джудит Селден.
Пошатываясь, она как сомнамбула прошла мимо Филипа туда где между ларем и бревенчатой, изъеденной сыростью стеной лежал узкий, набитый соломой тюфяк. Забыв обо всех опасностях, Анна с блаженством опустилась на него. Теперь только спать, спать…
25.
Какой-то шум, крики, пение тревожили ее во сне, но не будили. Она хмурилась, ворочалась с боку на бок, натягивая на голову плащ. Наконец пронзительный женский визг заставил Анну очнуться. Она открыла глаза и прислушалась. Визг, что разбудил ее, перешел в бешеный хохот. Что-то выкрикивали хриплые мужские голоса. Потом долетела песня:
Ах, Господи Иисусе,
Будь милостив к рабу!
Пусть ляжет со мной Люси,
Я ж больше не могу!..
Пускай не будет букой,
Ведь я же заплачу!
И пусть раскинет ножки,
Я так ее хочу!..
Снова гомон, смех, взвизги. Анна сразу вспомнила, что она в Уайтфрайерсе, и сейчас здесь, видимо, самое веселое и опасное время. Она приподнялась и огляделась.
При свете чадящей лампы она увидела Майсгрейва, Фрэнка и еще какого-то человека в другом конце комнаты. Не обращая внимания на долетавший с улицы шум, они о чем-то негромко беседовали. Анна прислушалась.
– …Ни из какого иного порта мы не сможем выбраться, и вся наша надежда на каравеллу «Летучий» и вашу покорность воле королевы, – говорил Майсгрейв.
Сидевший перед рыцарем мужчина молча вертел в руках перстень королевы Элизабет, красиво отсвечивающий при красноватом свете лампы. Наконец он поднял голову. Анна даже затаила дыхание, до того этот человек показался ей безобразным. У него была неимоверно узкая и длинная щучья челюсть, выдававшаяся вперед, а шишковатый лоб был сильно скошен назад. Вздернутый нос с крупными ноздрями, огромный, но почти безгубый рот – всеми чертами лица этот человек поразительно походил на борзую, но если собак Анна считала красивыми, то это лицо вызывало в ней дрожь отвращения и страха. Зачесанные назад волосы образовывали на лбу человека две глубокие залысины, отчего сходство с мордой животного усиливалось. Когда капитан заговорил, девушка была удивлена, услышав обычную человеческую речь, а не рычание и лай.
