Кристофер Гортнер - Последняя королева
С особым удовольствием я приказала Иоанне остаться в Бургосе. Кроме свиты из пажей, Лопеса и музыкантов, меня сопровождал небольшой отряд стражи, а также Беатрис, Сорайя и донья Хосефа. Наконец-то я путешествовала по Испании вместе с друзьями и никто не чинил мне препятствий.
Сердце мое столь полнилось надеждой, что сперва меня нисколько не беспокоил окутавший все вокруг унылый туман с дождем. Мы ехали вдоль русла разлившейся из-за осадков реки Дуэро, в котором бурлила желтая вода. Я сидела верхом на покрытой черной попоной кобыле. За мной следовали мои фрейлины и другие слуги, одетые в траур. Герольд нес впереди высоко поднятый промокший королевский штандарт.
Вряд ли мы выглядели достаточно впечатляюще, но весть о моем приближении опережала нас, и на обочины выходили изможденные крестьяне. Некоторые падали на колени при виде моего черного плаща и вуали, другие низко кланялись и просили подаяния. На их лицах отражались все лишения, которые понесла моя родная земля. Чума опустошила бесчисленные деревни, урожай гнил на полях. Обширные равнины усеивали сколоченные на скорую руку кресты над могилами. В небе каркали стаи ворон, но нигде не было видно собак, а редкая встреченная мною скотина походила на живые скелеты.
Казалось, будто вся Кастилия превратилась в кладбище.
Меня охватил праведный гнев. Вот чего добились Филипп и его приспешники! Они не оставили после себя ничего, кроме нищеты, страха и разорения. Я поклялась, что, как только доберусь до Толедо, сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуть Испании ее былую гордость. Любовь ничего мне не дала; лишь эта земля оставалась неизменной – моя родина, ставшая моей юдолью слез. Как и моя мать, я готова была сражаться с теми, кто разграбил ее и осквернил. Я должна была положить конец вражде, распрям, взяточничеству и безграничной жажде личного обогащения.
Я должна была показать себя достойной наследницей Изабеллы Кастильской.
Огонек надежды поддерживал меня в течение всего пути. Я безропотно терпела необходимость спать на каменистой земле в покосившейся палатке, есть всухомятку и пить кипяченую речную воду, мирясь с мелкими трудностями ради ждавших впереди великих целей, ради войны, план которой я уже успела мысленно составить. Но мне даже не приходило в голову, что меня может предать собственное тело. К этому я оказалась не готова.
Схватки начались внезапно, когда мы ехали по пустынному полю в окрестностях селения под названием Торквемада. Морщась от боли, я вцепилась в луку седла. Все случилось слишком рано: оставалось еще около месяца, и я рассчитывала, что дитя подождет. В Сеговии нам предстояла первая официальная остановка, и там я намеревалась родить. Там обо мне позаботилась бы подруга матери, маркиза де Мойя, и я могла задержаться на несколько дней. К тому времени я надеялась получить весточку от отца и адмирала.
Я почувствовала, как отходят воды, заливая юбку. Услышав мой сдавленный стон, ко мне подъехала Беатрис. Боль была такая, что мне не оставалось ничего другого, кроме как позволить ей помочь мне спешиться.
Лопес поскакал вперед, чтобы найти подходящее жилье. Сорайя и Беатрис под руки ввели меня в чей-то дом, под кровом которого суждено было появиться моему последнему ребенку.
* * *Для прихода в этот мир ей потребовалось почти двое суток. Двое суток столь кровавой и изматывающей борьбы, что я боялась умереть при родах.
Ни одно мое дитя не подвергало меня прежде таким испытаниям. Казалось, решив появиться пораньше, она потом передумала и пыталась забраться назад. Я кричала словно безумная, ругалась и рыдала. Но когда на рассвете третьего дня девочка наконец появилась, она потрясла меня своей красотой. Несмотря на кровь и слизь, она сияла, словно освещенная изнутри гипсовая фигурка.
Донья Хосефа перерезала связывавшую нас пуповину, обмыла и запеленала младенца. Лежа на залитой потом постели, я попросила дать девочку мне. Сорайя положила ее в мои дрожащие руки. Беатрис сидела рядом, и по ее усталому лицу текли слезы. Моя преданная Беатрис никогда прежде не давала волю чувствам, и у меня тоже увлажнились глаза при виде кричащего младенца, который внезапно смолк, стоило мне коснуться пальцами его губ.
Девочка посмотрела на меня, попыталась пососать мой палец. Я вздохнула, глядя на ее светло-каштановые волосы с золотистым отливом.
– Каталина, – сказала я, высвобождая тяжелую грудь. – Назову ее Каталина.
* * *Роды превратили меня в выжатый лимон. Пока Каталина жадно сосала мою грудь, донья Хосефа и Сорайя сновали по деревне в поисках еды, забирая кур прямо из курятников ошеломленных крестьян. Те даже не пытались протестовать, повергнутые в благоговейный трепет одним лишь тем фактом, что в их деревне родила королева. Донья Хосефа готовила курятину всевозможными способами и настаивала, чтобы я съедала все до последнего кусочка. Я потеряла слишком много крови, но не желала даже слышать, чтобы кто-то послал в Бургос за врачом. «Я рожала не в первый раз, – говорила я, лежа в постели, – и пережила все предыдущие случаи».
Долго отдыхать было нельзя. Следовало снова садиться в седло, даже если в конце концов меня бы это убило. Именно здесь, в Торквемаде, меня нашли. Все-таки они передумали: я недооценила их упрямство. Сиснерос и Вильена ворвались со своими гвардейцами в селение и потребовали, чтобы я вела себя, как подобает роженице, и перебралась в «готовый принять меня замок».
Едва услышав эти страшные слова, я поднялась с постели и приказала немедленно отправляться. Подчинились лишь немногие, кто оставался мне предан. В гневе отмахиваясь от возражений Сиснероса и садясь на лошадь, я видела, как Вильена наблюдает за мной из тени возле дома: он не сводил с меня глаз и его взгляд внушал ужас. Подозревал ли он, до какого предела они меня довели? Понимал ли, что ни один смертный не вынесет столь упорного преследования?
Думаю, да.
В ночь, когда мы пересекали широкое плато, разразилась буря. Хлынул ливень, превращая землю в жидкую грязь. Наконец поняв, что дальше ехать невозможно, я объявила остановку и спешилась. Неуверенно огляделась, чувствуя, как развевается за спиной плащ. Меня охватило замешательство и сомнение, голову распирало от неосознанного страха. Куда мне идти? Где укрыться? В таком состоянии я никогда не добралась бы до Сеговии, не говоря уже о Толедо. Мне требовалось убежище, где я могла бы спрятаться, словно преследуемый зверь. Я мечтала о темноте и покое за высокими стенами, где нет вельмож, которые только и ждут, чтобы заточить меня в тюрьму.
Я вглядывалась в ночь, ощущая, как меня все сильнее бьет дрожь. А потом я почувствовала… его. Он наблюдал за мной, наслаждаясь моим отчаянием. Он вовсе не покинул меня. Он был здесь, рядом, ожидая часа своего мщения.
