В СССР геев не было! - Ванда Лаванда
Поэтому, когда в 1965 году на первом курсе техникума Михаилу должно было исполниться семнадцать лет, он устроил скандал и запретил родителям приглашать родню под предлогом его дня рождения.
– Вы можете собраться и болтать в любой день в году, если вам этого так хочется. А пятнадцатое февраля – это мой день и мой праздник, и я буду проводить его так, как посчитаю нужным!
– Мишенька, но ты же понимаешь, что это просто некультурно? Невежливо. Некрасиво! Ты представляешь, как обидится тетя Соня, если мы не пригласим её и всю её семью на твой день рождения? – стала причитать Мишина мать, недовольно поджав губы. – Она же нас приглашала в январе на юбилей дяди Саши!
– Ну, я-то на него не ходил!
– Так ты сам не захотел, – цокнула Лариса Алексеевна.
– У меня была сессия, вообще-то, – Миша закатил глаза и скрестил руки на груди. Чем старше он становился, тем чаще ему казалось, что родители не просто забывают, что он им рассказывал, а нарочно игнорируют его жизнь. Словно, они устали от того, что у них есть сын. – И я не хочу опять весь вечер развлекать малышню. Это мой день рождения, и я планирую отдохнуть!
Но, конечно, ультиматум Михаила потонул в суете дней, и пятнадцатого февраля в семь часов вечера начали собираться гости. А именинник, посмотрев на мать, которая хлопотала на кухне и таскала нескончаемые тарелки с едой в гостиную на стол, оделся и просто ушел из дома к друзьям. Они шатались по округе, и никто из них даже не знал, что у Миши был праздник. Но все равно это был его лучший день рождения за последние годы, и именинник решил, что нужно закрепить результат.
На следующий год, видимо, запомнив выходку сына, Лариса Алексеевна не стала приглашать никого из родных, чтобы снова не испытывать такого позора. Но тем не менее Миша несколько раз слышал, как она жаловалась кому-нибудь из соседок-подружек, что ее сын стал нелюдимым, перестал уважать старших, а ведь рос таким хорошим мальчиком. Михаил давление на совесть и попытки вызвать в нем чувство вины игнорировал и гнул свою линию. Он и так всегда чувствовал себя Сломанным, боялся сделать или сказать что-то не то. Поэтому хотя бы дома ему хотелось тишины, спокойствия и понимания.
Если говорить современным языком, то Мише просто нужны были здоровые личные границы, и он интуитивно их выстраивал, пусть и вопреки желанию и убеждению матери, что общаться нужно со всеми родственниками, соседями, коллегами, иначе те обидятся.
И вот теперь, в последний год обучения в техникуме, Михаил уже достаточно долго и упорно отстаивал свою позицию, так что родители согласились, что он может позвать друзей к ним домой, с условием, что среди них не будет девушек. Что же, они очень сильно ошиблись, поставив такое условие сыну – девушки ему были и не нужны.
Вообще-то, единственный, с кем Миша хотел провести время, был Ярослав, но он, скорее всего, не оценит персонального приглашения. Вдруг он решит, что это намек или еще хуже – требование – к развитию их отношений, к изменению их дружбы в сторону романтики? А Миша не хотел рисковать доверием Славы и испытывать на прочность их хрупкую дружбу, не укрепленную временем.
После той записки, где Михаил признался Ярославу в своей ориентации и рассказал про свою влюбленность в него, прошло всего пару недель, но он уже не раз ощущал странное напряжение между ними. И сотни раз раскаялся в том, что повелся на провокацию, как маленький мальчик. Риск был неоправданным, но в то же время Миша чувствовал, что груз тайны давит на его плечи немного меньше, чем раньше.
Поведение Ярослава после признания одновременно и радовало, и удручало Мишу. Он нашел в себе силы, чтобы периодически разговаривать с ним лично, а не только через записки. Он, как и раньше, посещал с ним разные клубы. Он смелее просил помощи с уроками. Вообще, он много свободного времени проводил с Михаилом. И это не могло не радовать.
Но, с другой стороны, Ярослав резко перестал поднимать тему отношений с какой-нибудь девушкой, отмахиваясь от всех расспросов. И Гайдук боялся принять желаемое за действительное. Неужели, после его откровений, этот чудесный юный мальчик задумался о том, что он может быть не только с девушкой, но и с парнем? И если это действительно так, то Миша должен был влюбить в себя Славу: быть рядом, помогать и, вообще, окружить заботой. Чтобы никто не сумел прибрать к рукам его яркое, но наивное рыжее Солнце…
Михаил снова провел пальцем по строчке календаря. Четверг или суббота? Друзья или родители? Решение было очевидным. Однозначно, четверг. Возраст и финансы позволяли Гайдуку закупиться алкоголем и закусками, так что вечер обещал быть веселым.
Гости начали собираться после четырех часов, когда солнце уже клонилось к закату. Михаил любил зимы как раз за их короткий день: в темноте он чувствовал себя свободнее, чем при свете дня. К нему пришли его одногруппники, приятели из спортивного клуба, еще он пригласил несколько ребят младшего возраста, хотя и не близко с ними общался, чтобы Ярославу было комфортнее. Но самого важного гостя все не было.
Виктор, однокурсник Миши, принес гитару и засел в гостиной, устроив своеобразное представление: он играл известные мелодии пополам с песнями собственного сочинения. Вокруг него собрались почти все ребята, в том числе и Михаил. Но в первую очередь он встал у окна гостиной не из-за красивого голоса Вити, а из-за того, что это окно единственное, кроме маленького кухонного, выходило во двор, и можно было увидеть, кто входит и выходит из подъезда.
Только ближе к шести часам, когда уже совсем стемнело, к дому Михаила подошли двое. Он их сразу узнал и поспешил выйти в прихожую, чтобы отпереть дверь.
– Привет, именинник! – войдя в квартиру, громко поздоровался парень, который был повыше: тот самый острый на язык однокурсник Михаила, что подтрунивал над Славой, когда он приходил отдавать записки.
– Привет, Рома! Ты как-то поздно, все уже собрались, – ответил на рукопожатие Миша, стараясь не пялиться во все глаза на Ярослава, стоящего за плечом
