В СССР геев не было! - Ванда Лаванда
Все же быт города и деревни разительно отличался. Выросший вдали от канализации, водоснабжения и централизованного отопления, Слава, тем не менее, легко мог представить себя живущим в такой благоустроенной квартире. Насколько бы он стал счастливее, если бы ему не приходилось всю жизнь каждое утро топить печку, чтобы согреться? Он не хотел возвращаться в село. Собственно, из-за этого у него и начались проблемы дома.
Слава тряхнул головой, чтобы отбросить тяжелые мысли, залпом допил остывший чай и подошел к раковине, чтобы вымыть за собой кружку. А заодно захватил доску и нож, и еще грязной посуды по мелочи, валяющейся на рабочей поверхности. Процесс мытья посуды в проточной воде, а не в тазу, его успокаивал.
Миша не вернулся за ним на кухню, и Смирнитский, собравшись с духом, пошел сам исследовать квартиру. Нет, без приглашения он бы не стал шастать по чужому дому, но сегодня, очевидно, везде были люди, кроме спальни родителей Михаила, а значит не было запретных мест. Слава прошел по коридору мимо санузлов, и шум от голосов усилился. В комнате, которая была оформлена в бежевых тонах, несколько человек о чем-то разгоряченно спорили. Среди них был и Миша, так что Ярослав, чувствующий себя рядом со старшим товарищем гораздо спокойнее и даже защищеннее, направился туда.
– Да это просто маленькое состязание! Не хотите по пятьдесят, давайте по четвертаку! – азартно воскликнул какой-то парень и хлопнул другого по плечу.
– А чего по четвертаку? Давайте вообще по нулям, и никакого интереса, – как-то обижено прозвучал голос с дивана.
– О чем это они? – шепотом спросил Слава у Миши, стараясь не сильно тянуться к нему. Разница в их росте его нервировала и заставляла чувствовать себя неполноценным.
– Хотят устроить соревнование, кто больше раз подтянется, – объяснил Михаил и провел рукой по спине друга. – Ты как, согрелся? Может, дать теплую одежду?
– Я в порядке, – смутился Слава.
Он до сих пор не привык к этой черте характера друга. Чрезмерная опека для него была вообще в новинку. Дети в деревне чаще всего взрослели рано и росли, как трын-трава.
– Ладно-ладно, полтина, так полтина, – фыркнул довольно высокий и широкоплечий парень. – Я тогда первый!
Незнакомец снял рубашку, оставшись в белой майке, положил пять десятикопеечных монет на стол и подошел к турнику, закрепленному в дверном проеме. Он невысоко подпрыгнул, ухватился за металлический прут и стал подтягиваться. А толпа хором считала. На семи руки у парня задрожали, и он спрыгнул. Кто-то засмеялся, кто-то стал подбадривать первопроходца.
– И в чем суть? – уточнил Слава, когда второй участник так же выложил пятьдесят копеек на стол и пошел к турнику. Ярослав тоже машинально размял плечи, словно собирался сдавать нормативы по физкультуре.
– Тот, кто подтянется больше всего раз, заберет весь выигрыш, – успел ответить Миша, прежде чем к ним подошел Рома и потянул именинника к турнику. – Я точно не подтянусь больше пяти раз, так что даже позориться не буду!
– Да ладно тебе! А вдруг? – с хитрой улыбкой настаивал Роман. – Так как у тебя праздник, можешь не платить взнос!
– Ну уж нет, это не по правилам, – фыркнул Михаил. – Я лучше выберу того, кто будет подтягиваться от моего имени.
– Рыцаря без страха и упрека? Ну, давай, тебе сегодня все можно.
Хозяин, как и все, достал деньги и увеличил сумму выигрыша еще на половину рубля. Он обернулся к Славе и вопросительно поднял брови:
– Поучаствуешь?
Ярослав понял, что Михаил сделал это нарочно. Он заметил, что Славе хотелось бы попробовать свои силы, но у него не было денег на оплату билета. Пока Смирнитский раздумывал над ответом, к турнику подошел самый первый участник. Он снова заплатил и снова стал подтягиваться. Теперь, чтобы побить максимальное количество подтягиваний, нужно было сделать не меньше шестнадцати.
– Я вряд ли смогу победить, – пробубнил Слава, опустив голову. – Выбери кого-то другого.
Михаил не сдержал нежной улыбки. Хорошо, что все гости были уже немного пьяны, да и их больше занимало соревнование, чем тихий разговор двух друзей. Сейчас поведение Ярослава было очень похоже на то, каким он был до дружбы с Гайдуком. Застенчивый. Неуверенный. Скромный. Миша был уверен, что у него получалось постепенно убеждать Славу в том, что он великолепен. Однако вид растерянного парня вызывал у Михаила трепет и приятное чувство ностальгии.
– Я не хочу никого другого. Я хочу, чтобы это был ты, – сказал Миша и с трудом удержался, чтобы не потрепать Славу по волосам. Когда волосы у парня отросли достаточно, оказалось, что он еще и кудрявый. – Мне не важно, победишь ты или нет, но я хочу, чтобы ты повеселился на моем дне рождения.
Внезапно Ярослав ответил смелой, почти азартной улыбкой на слова Михаила. Он был следующим в соревновании, поэтому подошел к дверному проему и запрокинул голову. Учитывая, что турник вешался под рост Михаила, то Славе он был высоковат. Но парень не растерялся. Он еще раз размял плечи и запястья, несколько раз сжал и разжал кулаки, после чего легко подпрыгнул и цепко ухватился за турник. Когда тело перестало раскачиваться, Слава стал подтягиваться.
Один. Два. Три раза. Десять. Пятнадцать… Ярослав не вспотел и равномерно дышал. Михаил же, наоборот, смотрел на него, затаив дыхание. Он никак не ожидал, что в таком немускулистом теле может быть скрыта такая сила и выносливость. Это чертовски возбуждало.
Двадцать, двадцать один… Парни, чей рекорд Слава только что побил, заметно погрустнели, но толпа продолжала считать.
Двадцать пять, двадцать шесть… Слава на секунду задержался в нижнем положении, чтобы перевести дыхание. Но не успел кто-нибудь возмутиться, что нельзя устраивать отдых, как он продолжил.
Двадцать семь, восемь, девять… Руки Смирнитского вспотели, и он соскользнул с турника, но уверенно приземлился на пол, спружинив коленями. Все присутствующие возликовали, ведь только что был поставлен новый рекорд вечера. Славу окружили, стали наперебой хвалить или хлопать по плечу. От такого внимания он покраснел больше, чем от физической нагрузки, но все равно старался ответить каждому хотя бы кивком головы.
И никто не заметил, как именинник тихо выскользнул из комнаты и вышел на небольшой балкон, который был на кухне. Ему нужно было остыть, чтобы ничем не выдать своего возбуждения. Уже физического, а не эстетического. Холодный февральский воздух быстрее морозил ноги, чем то, что нужно, но низкие температуры хорошо проветривали
