Жаклин Монсиньи - Петербургский рыцарь
— Они что, боятся, что остались неоплодотворенными?
— Не совсем так, звезда небесной тверди, похоже, что двое молодых пленников приворожили их с помощью какого-то колдовства.
Против всякого ожидания, Галдан-хан не пришел в ярость, а жалобно заскулил:
— Ах, Бобо Нуур! Какое несчастье для меня и для моей империи! Нас всюду преследуют несчастья. Потала[31] отдана на разграбление, а наши женщины больше не рожают воинов.
— Сверкающая звезда, — продолжал евнух, разминая голову своего повелителя и тоненькими палочками почесывая ему уши, — никто не сможет изгнать нас из этих гор; женитьба на юной султанше, устроенная великими жрецами, укрепит твою власть путем союза с турками и всем мусульманским миром. Таким образом, серебряное светило, ты сможешь отомстить Китаю, который становится все более дерзким и старается во всем ущемить тебя.
— Хааа! Бобо Нуур, я вновь чувствую, как во мне просыпается священная ярость Чингисхана. Пройдет время, и орды моих воинов опустошат Восток и Запад.
На улице раздался смех. Великий Могол устремился на скалистый выступ, умело преобразованный в роскошную, увитую цветами террасу, нависавшую над обрывом и расстилавшейся внизу долиной. На краю обрыва юная султанша с закрытым вуалью лицом и ее свита развлекалась зрелищем, устроенным для них жрецами: почтенные бонзы бегали вдоль обрыва, держа в руках длинные веревки, на концах которых колыхались огромные бумажные змеи.
— О, принцесса, посмотрите вон на того змея, это же настоящий летающий дракон.
— А там — вылитый орел.
— Нет, этот больше похож на мандарина.
— И он рвется прямо в небо.
— А вот еще один, словно коршун спускается с небес.
Ламы употребили все свое искусство, чтобы развлечь принцессу.
— Прекратите! Ваши крики терзают мне слух! — завопил тиран.
Султанша подняла голову и, звонко рассмеявшись, ехидно заметила:
— Как ты любезен, Галдан-хан.
Великий Могол схватился за лук.
— Я тут господин, — яростно взревел он и выстрелил наугад.
В ужасе ламы побросали змеев и со всех ног пустились наутек. Один из них, ковылявший позади, издавал пронзительные вопли: из самой мясистой части его тела торчала стрела. Воздушные змеи, потеряв равновесие, медленно, словно огромные птицы, побитые бурей, опустились к ногам султанши. Свита юной властительницы куда-то испарилась. Стоя одна посреди пестрых опавших «драконов», девушка насмешливо взирала на Галдана Жестокого. Раздался негромкий визг. Это галантный Жорж-Альбер прибежал на помощь принцессе. Та почесала его за ухом и поцеловала, невзирая на густую шерсть, покрывавшую его мордочку. Жорж-Альбер покраснел от счастья и дерзко уставился на Галдан-хана.
«Однако, если бы я был женщиной, то предпочел бы иной тип мужчины», — подумал он, окидывая оценивающим взглядом жениха очаровательной принцессы.
— Что за мерзкая макака, — возмутился тиран. — Эй, Бобо Нуур, скорми-ка ее собакам.
Жорж-Альбер обернулся, пытаясь разглядеть, кто же стоит позади принцессы. Но там никого не было.
«Ого! Значит, этот грубиян имеет в виду меня! Он хочет скормить меня собакам. О! Мне это совсем не нравится!»
Принцесса прижала обезьянку к груди:
— Если ты хоть пальцем тронешь ее, я вернусь к своему отцу и он объявит тебе войну.
Бобо Нуур отер пот со лба своего господина. Великий Могол был способен предать смерти даже принцессу. Еще никто и никогда не говорил с ним в подобном тоне. А если он действительно решится казнить дочь султана, весь мусульманский мир двинется на него войной. Однако против всякого ожидания Великий Могол расхохотался.
— Скажи мне, Бобо Нуур, видел ли ты лицо этой принцессы? — спросил тиран, внезапно заинтересовавшись девушкой, на которую он До сих пор ни разу не взглянул. Евнух с облегчением вздохнул и торопливо заговорил:
— О, да, повелитель ночи, она прекрасней всех твоих наложниц. Ты видел только ее глаза, сверкающие тысячью огней, но клянусь тебе, ее губы краснее вишни, кожа ее нежна и золотиста, а маленький вздернутый нос просто очарователен. Ее восхитительное тело достойно только такого божества, как ты.
Галдан Жестокий отбросил лук.
— Эй! Ты что, не хочешь больше стрелять? — насмешливо спросила девушка.
— Нет, я хочу доказать тебе, что я вовсе не так страшен. Иди сюда, поднимись ко мне, — произнес он внезапно охрипшим голосом.
— О! Ты ошибаешься, Галдан-хан, я не твоя наложница, и я приду к тебе только после свадьбы…
— Делай, что тебе приказывают, иначе я до смерти засеку тебя на площади вместе с твоей макакой.
«Это похоже на правду, для нас обоих было бы лучше, если бы она согласилась», — обеспокоенно подумал Жорж-Альбер.
Но гордая и надменная принцесса уже бросила в лицо тирану:
— Ты мне приказываешь! Ха-ха! Посмотри на меня, Галдан-хан, и запомни, что я ничего и никого не боюсь.
Жорж-Альбер в страхе зарылся в шелка принцессы; девушка гордо развернулась и медленно, с достоинством прошествовала в гаремный дворец, где ей были отведены специальные комнаты. Там она упала на подушки и зарыдала. Жорж-Альбер в отчаянии скакал вокруг нее. Он не привык к женским слезам.
— Грязное животное, он мне отвратителен! О, как мне предупредить отца? — стенала юная султанша.
Жорж-Альбер все понял. Он принялся издавать резкое тявканье, пытаясь таким образом объяснить ей, что он думает о создавшемся положении.
— Ты хочешь мне что-то сказать? Это очень мило с твоей стороны, но я не понимаю тебя.
«Конечно, она красива, но гораздо менее умна, чем мой хозяин; она никак не может меня понять». Жорж-Альбер вздохнул, схватил девушку за руку и повлек на балкон. Внизу виднелось жилище узников, перед ним жужжал женский рой. Жорж-Альбер указал на охраняемое солдатами плетеное сооружение и подмигнул. Молодая женщина мечтательно вздохнула.
— Действительно, ведь там твои друзья, я совершенно забыла об этом. Скажи мне, сколько всего у тебя друзей?
Жорж-Альбер поднял ладошки и показал шесть пальцев.
— Но им в первую очередь надо позаботиться о собственной участи.
Жорж-Альбер выпятил верхнюю губу и сделал движение, словно выхватил шпагу.
— Ты думаешь, что они станут биться, чтобы освободить меня?
Обезьянка утвердительно закивала головой.
— Благословен Аллах! Но как передать им записку? Ведь они со всех сторон окружены солдатами.
Жорж-Альбер оскорбленно замигал: «Вот уж действительно, у этих женщин ума не больше, чем у канарейки».
Он гордо выпрямился и стукнул себя в грудь.
— О! Ты думаешь, что сумеешь проскользнуть к ним?
Жорж-Альбер кивнул. Ничто в мире не сможет его остановить. Сердце его радостно билось, он чувствовал, что немножечко влюблен в принцессу. Она улыбнулась ему сквозь слезы. С улицы раздалась барабанная дробь. Жорж-Альбер и дочь султана устремились к двери и выглянули наружу. По улице шествовали пять десятков лам, выкрикивая во все горло:
