Жаклин Монсиньи - Петербургский рыцарь

— У нас впереди четыре ночи, Майский Цветок.

— Гм, что ты на это скажешь, Адриан?

Как раз в эту минуту старший брат разом проглотил чашку чая с соленым маслом. Скривившись, он поставил ее на пол, но испуганный лама поспешил ее вновь наполнить. Помолчав, Адриан произнес:

— Друзья мои, для побега нам надо раздобыть монгольские костюмы. Четырех дней слишком мало, чтобы завязать полезные знакомства и как следует изучить местность. Похоже, эта гора действительно отрезана от остального мира. Подождите, кажется, этот человек хочет что-то сказать.

Действительно, лама, блаженно улыбаясь, предложил Адриану миску с вареным мясом тигра.

— Кушай, благородный пленник, это очень вкусно и очень полезно для сохранения сил.

— Благодарю тебя, достойный лама, но я больше не голоден, — ответил Адриан.

Казалось, отказ чрезвычайно огорчил ламу.

— Это нехорошо, ты должен сохранить свою силу, чужестранец, до самой смерти.

— Конечно, благородный лама, но мысль о собственной казни несколько огорчает меня.

Отец дю Бокаж открыл было рот, однако Флорис знаком попросил его замолчать. Он гораздо больше доверял брату, нежели речам иезуита.

— О благородный чужестранец, клянусь бесценным лотосом, смерть есть новое рождение, а перед тобой целых четыре дня наслаждений.

— Да, согласен с тобой, благородный лама, целая вечность.

— Ваша смерть будет радостной, будет устроен большой праздник. В этот день Галдан Черен-хан женится на великой султанше.

— О! Это, наверное, та принцесса, которую мы встретили; но разве она мусульманка? — небрежно спросил Адриан, беря, к великому удовольствию ламы, кусочек тигрового мяса.

— Ах, съешь также эти маленькие коготки, обсоси их как следует, почтенный чужестранец, они укрепляют тело и возбуждают кровь. Да, принцесса мусульманка, но она собирается отречься от своей веры в день вашей смерти, — сладко улыбаясь, ответил лама. — Есть ли у вас еще пожелания?..

— Нет, достойный лама, мы благодарим тебя за твою заботу.

— Я удаляюсь, чтобы помолиться божественному лотосу. Отдохните немного, и мы пришлем вам женщин.

Адриан, исполненный решимости проникнуть в окружавшую их тайну, поймал ламу за полу его желтого халата.

— Нет, брат лама, никаких женщин, мы хотим побыть друг с другом до самой казни.

Буддистский священник недовольно поморщился и почесал свою гладко выбритую макушку.

— Галдан-хан разгневается, а в гневе он подобен дракону. Он может снести мне голову, если я принесу эту печальную новость. О, чужестранцы! Наши женщины очень красивы, очень нежны и очень покорны, — уговаривал лама.

— Послушай, лама, клянусь бесценным лотосом, мы не желаем видеть ваших женщин, если только ты не объяснишь нам, почему Галдан-хан непременно хочет нам их прислать.

— О! Если я вам скажу это, чужестранец, Галдан-хан отрубит мне голову дважды.

— Однако это меня еще больше удивляет, — улыбнулся Адриан.

Лама колебался и долгое время вглядывался в лица пленников, надеясь найти того, кто был бы настроен иначе, нежели Адриан.

— Он наш главный белый вождь, — произнес Флорис, смиренно опуская голову. — Если наш вождь приказывает: никаких женщин, мы должны подчиняться, лама, такова наша религия.

— А что, и китаец тоже должен? — подозрительно и немного небрежно спросил лама, ибо любой монгол чувствует себя на сотню локтей выше любого китайца — именно подобные чувства внушают им сыны Поднебесной.

Ли Кан хотел ответить, но ему, как и отцу дю Бокажу, доверия не было. Флорис не дал ему сказать:

— О! — быстро ответил он, — это ненастоящий китаец, была гроза, и он просто свалился с хвоста бога Хо. Он должен подчиняться нашему великому вождю.

Лама сощурил глаза и нахмурил брови — видно было, как он мучительно размышляет. Флорис и Адриан едва не расхохотались, хотя прекрасно понимали, что сейчас им, в сущности, не до смеха. Адриан с непоколебимым видом скрестил руки на груди и оттолкнул тарелку с мясом тигра. Лама понял, что ему не удастся переубедить этих упрямцев. Тогда он огляделся, дабы убедиться, что их никто не подслушает. Внизу сквозь ивовые прутья виднелся густой лес коротких сапог и красных кожаных рубах. Узников прекрасно охраняли снаружи, но никого не интересовало, чем они заняты внутри. Лама сделал им знак подойти к нему поближе:

— О, чужестранцы! Беру в свидетели бесценный лотос, наш народ поражен таинственным недугом.

Флорис и Адриан удивленно переглянулись.

— Продолжай же, брат лама, что это за недуг и при чем здесь мы?

— Наши мужчины и наши женщины стали бесплодны. У нас больше не рождаются дети. Великий Могол узнал, что чужестранцы не болеют такой болезнью, поэтому он хочет попробовать дать вам наших женщин, а потом казнит вас, дабы вы навсегда забыли о них.

— Нам понятны тревоги Великого Могола, — серьезно ответил Адриан, — и ты был прав, о достойный лама, что рассказал нам о них; но ведь чтобы как следует «исполнить работу», нам потребуется по крайней мере три или четыре луны… а может быть, и больше. Наш белый лама, которого ты видишь перед собой, должен попросить нашего Бога, чтобы семя оказалось плодородным.

Отец дю Бокаж, заметив, что Адриан указывает пальцем именно на него, проворчал:

— Наглец, дух Господень не станет вмешиваться в столь нечестивые дела.

— Добрый мой лама, — продолжал Адриан, не обращая внимания на иезуита, — иди к Великому Моголу и скажи ему, что четверо сильных и здоровых мужчин готовы всемерно преумножить население подвластных ему гор и равнин, но на это нам потребуется время. Если он не даст нам его, ничто не заставит нас согласиться принять ваших женщин.

Лама воздел руки к небу и возопил:

— Бесценный лотос, образумь Галдан Черен-хана, позволь моей голове вернуться сюда на моих собственных плечах.

Флорис и Адриан подождали, пока буддистский священник выйдет, и только тогда позволили себе засмеяться.

— Простите, господин герцог, но что смешного вы находите в нашем положении? — спросил Грегуар, наливая себе еще водки с молоком.

Братья задумались, однако все же решились ввести старого друга в курс дела.

— Итак, добрый мой Грегуар, — завершил Флорис, — теперь тебе известно все, что нас ждет; пытки, которых мы попытаемся избежать, и монгольские женщины — от этих деваться некуда. Впрочем, относительно женщин ты можешь быть спокоен, среди нас четверо молодых и сильных мужчин…

— О! Простите, господин герцог, — к великому удивлению Флориса и Адриана запротестовал старый интендант, — не знаю, что об этом думает преподобный отец, но относительно себя… могу вас заверить, что вас будет не четверо, а пятеро…