Клинок трех царств - Елизавета Алексеевна Дворецкая
А когда Эльга увидела лицо Мистины, у нее упало сердце и озноб настоящего ужаса пробежал по хребту. Он был не то чтобы бледен – кровавых тел повидал за жизнь, и в куда больших количествах, и в куда худшем состоянии, – но предельно сосредоточен. Такое лицо она у него в последний раз видела несколько лет назад, когда до него дошло, что прямо у нее на дворе он встретил не просто одноглазого нищеброда, а бывшего древлянского князя Володислава, которого девять лет считали погибшим в Искоростене.
– Ну хоть ты расскажешь мне, что произошло? – Эльга порывисто шагнула ему навстречу.
– Расскажу. Сядь.
Мистина подошел, положил руку ей на плечо, подвел к скамье и усадил. Эльга охотно села: его мнимо-спокойный голос, его властные движения – он все-таки никогда не забывал, кто из них князь, – усилили ее тревогу до того, что ослабели колени. Смерть отца Ставракия – не самое худшее. Примерно так Мистина мог бы вести себя, принеся ей самую ужасную из вестей – если бы беда случилась со Святшей, с внуками…
– Отец Ставракий… – Эльга сглотнула, – не сам умер, его убили? Да?
– Его… зарезали богам. На жертвеннике. Вскрыли горло и утробу, все кишки нару… – Взгляд Мистины, переместившись, упал на лицо бледной Брани, прижавшей обе ладони ко рту. – Бранислава Ингваровна, не пойти ли тебе в девичью?
– Браня, ступай в шомнуше посиди, – слабым голосом сказала Эльга.
Браня направилась было к двери в шомнушу, но на полпути передумала и села на скамью.
– Но кто? – Эльга снова обратила потрясенный взгляд к Мистине. – Кто мог… почему?
– На днях уже Купалии…
– И что? Отродясь на Купалии не приносили людей… да еще мужика! Да еще старого! Да еще грека! Христианина! Если б нивам дождя не хватало, так что край, могли бы девку молодую в Днепре утопить. Я такого не видела, но Умера когда-то рассказывала, при ней было. Но резать! Это нелепо, немыслимо! Богов только гневить!
При всем Эльгином уме и самообладании, сейчас ее, как всякого на ее месте, не оставляло впечатление, что если хорошенько объяснить, почему случившееся не должно было случиться, то его и не станет.
– Кто это сделал?
– Следов никаких. Земля сухая. Но ты знаешь… В Киеве приносить богам людей могут только два человека. Это я, и это Святослав. Ну то есть наоборот, ты поняла.
– Но зачем это Святше? Он ни слова не говорил…
– Постой. Мы с ним умеем это делать. А тот, кто папаса прикончил, – не умел. У него перерезано горло, от уха до уха. Пере-ре-за-но. Утроба вскрыта от груди до самого низа. Если бы это делал я, то крови бы почти не было. А там кровавая лужа с бычью шкуру величиной. Весь жертвенник уделан и земля вокруг.
Эльга помолчала, закрыла глаза, замахала перед собой руками, отгоняя видения. Вспомнив, перекрестилась, но не помогло.
– А Святша? Он знает?
– Я за ним послал, – угрюмо ответил Мистина.
Хорошо его зная, Эльга угадала: Мистина ждет, что приезд князя еще ухудшит дело.
Отроки Мистины встретили князя с малой дружиной уже у подножия Святой горы – весть о несчастье разносилась ветром. Смотреть на тело он не пошел, только кивнул Игмору. Тот заглянул на площадку, где люди Мистины толпились вокруг жертвенника, ожидая приказа убирать тело, и, вернувшись, кивнул в ответ: все так. Войдя к матери, Святослав оглядел ее, Мистину и избу и спросил о том, что для него было всего важнее:
– Меч мой где? Хилоусов меч?
Мистина молча вынул из угорской сумочки на поясе железный ключ от церкви и выложил на стол. О Хилоусовом мече он думал меньше, чем о самом убийстве, но уже заподозрил связь.
– Лют с кузнецами вчера под вечер меч отвезли папасу. Он с ним оставался в церкви, когда они уехали. Ключ был у папаса. Церковь с ночи заперта. При теле меча нет – должен быть в церкви.
«А если его там нет?» Эта мысль мелькнула у Эльги чистым ощущением, не выраженным в словах, но стало зябко.
Святослав забрал ключ. Потом спросил:
– Кто его прижмурил – что-то ведомо?
– Пока нет. Видоков нет, но я отроков послал по всем дворам окрестным. Опросят всех, кто живет по пути от церкви до святилища. Может, сыщем кого.
Кивнув, Святослав направился к двери. Сейчас его больше всего беспокоил меч, все прочее он пока отодвинул.
– Тело забирать? – крикнула Эльга ему вслед.
Обернувшись, Святослав сделал знак, означавший примерно «а хрен с ним» и ушел окончательно. Отец Ставракий принадлежал к Эльгиной дружине, к тому же был христианином, то есть для Святослава был в Киеве человеком лишним, и его судьба князя не волновала.
Мистина вышел вслед за ним. Бранда, сына Альва, отправил за князем – посмотреть, что обнаружится в церкви. Хальвдану велел было идти в святилище и распорядиться, чтобы тело сняли с жертвенника, хорошо укрыли и на телеге отвезли домой к жене, но передумал.
– Альву передай: из толпы пусть выберет самых умных дедов, покажет им труп и спросит: ведомо ли им, где так режут людей богам? Может, у древлян, у жидинов, у лысых ётунов.
Толпа перед святилищем уже собралась такая огромная, что гул долетал и до крыльца. Жуткая весть собрала и простых людей, и бояр, полян и русов. Любопытные с торжка, поняв, что церковь ныне не откроют и службы не будет, переместились было сюда, но теперь повалили вслед за князем и гридями обратно к церкви.
– Опять жидины? – безнадежно вздохнула Эльга. – Ты правда думаешь, что могут они…
– Может, это не наш обряд. Кабы так – было б счастье.
– Но в нашем святилище!
– Своего у них нет.
– А на Святой горе нет их богов. Шли бы тогда на Хоревицу – бают, там в хазарские времена их веры святилище было. И почему грека? – Эльга несколько опомнилась и попыталась собраться с мыслями. – Папаса! Это значит, Христовой веры противники. Да такие лихие, что у меня под носом человека зарезали! Не верю, что наши
