Клинок трех царств - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Торлейв непритворно хохотал, слушая, какими домыслами успело обрасти обретение ксифоса, но не винил киян: случай и впрямь был незаурядный.
– Скажи мне, – снова заговорил Хельмо, когда все отсмеялись и выпили квасу. – Я никого не хочу винить во лжи, но неужели… ты уверен… ты все видел своими глазами… Рихер говорит, что грек сам спрятал в ту могилу этот меч, а потом сделал вид, что нашел.
– Мы приехали все вместе. – Торлейв покачал головой. – Это я знал дорогу к волотовой могиле, а не он.
– Но он мог подложить его в землю, когда уже приехал. Он оставался возле ямы один?
– Да. – Подумав, Торлейв кивнул. – Оставался, когда готовился к молебну. Не один, а с глистом… с отцом Агапием, тот с ним во всем заодно. Но отец Ставракий не подкладывал ксифос. Орлец при мне вырыл его из слежавшейся земли, – правда, Орлец? – и на нем был такой слой ржавчины… вот такой! – Он показал палец. – За тыщу лет наросло. Или за две. А ножны истлели в прах. Если бы его подложили недавно, он бы выглядел поновее и ножны были бы целы.
С этим Хельмо не спорил. Уже темнело, они заканчивали беседу в полумраке – в эту летнюю пору огня в домах не жгут. Влатта сделала всем постели, положила для Хельмо тюфяк на лавку. При этом она делала вид, будто вовсе его не замечает, а Хельмо раз-другой проводил ее рассеянным взглядом, никак не выдавая, что не так уж давно поцеловал ее «один раз… или два». Жилёна было хотела уступить гостю свое место на большом ларе, а самой уйти к челяди, но Торлейв не велел. Едва ли Хельмо попытается еще что-то украсть, но пусть наследство Акилины будет под надежной охраной.
– И ты тоже думаешь, – вполголоса начал Хельмо, уже наполовину раздевшись и сидя на скамье в рубахе, – что этот меч… кфифос? Что этот ксифос есть знак от Бога… Но от какого Бога? От истинного или…
– Неистинных богов не бывает, – со своей лавки ответил Торлейв. – Если не истинный бог – значит, дьявол. Отец Ставракий сам усомнился, поэтому и забрал его в церковь, освятить.
– А если этот дар… не от бога, то он… исчезнет? Растает от святой воды?
– Откуда мне знать? Я не преподобный Федор Сикеот.
– Если он от Бога, то Бог скорее послал бы его крещеному человеку. Если это знак власти, то Бог мог бы дать его… может быть, Ульбо? Он ведь крещен.
– Как Бог ему даст, если Улеб вон где – под Псковом!
– Для Бога нет разницы. И, знаешь, если бы я был родичем князя Хельго старого, и я нашел бы такой дар… я решил бы, что Бог послал его мне. В тебе тоже есть королевская кровь, и нашел его ты, а не Святослав. Так может, Бог хочет…
– Парни, дайте мне покою! – воззвала со своей лавки Фастрид, прерывая эти опасные рассуждения о путях Господних. – Мне к коровам вставать.
Торлейв больше ничего не сказал; засыпая, слышал, как Хельмо шепотом молится по-латыни. За оконцем, отворенным для воздуха и затянутым редкой тканиной от комаров, висела густая тьма, и только луна бросала на двор озерца белесого света.
* * *
В эти же самые мгновения отец Ставракий вышел из церкви на совершенно пустой, тихий торжок. Удивился, как уже поздно: ночь наступила. В церкви, при свечах, он не заметил, как потемнело за оконцами. Долгие молитвы наконец успокоили душу, и пришла пора отдохнуть, чтобы завтра на молебне быть бодрым. Затворив дверь, вставил в петли дужку замка, хотел нажать, чтобы запереть… На голову сбоку, возле уха, обрушился удар чего-то мягкого, но увесистого. Вспыхнули в голове звезды – и растаяли во мраке.
Оглушенный иерей рухнул на колени возле церковной двери и завалился на бок. Над ним склонились двое в темной одежде: один засунул тряпичный кляп в рот, другой живо связал руки. Бесчувственное тело оттащили в тень между тынами. Тем временем кто-то третий скользнул в дверь, которую отец Ставракий не успел запереть, и вскоре вышел, неся что-то длинное, завернутое в мешок. Тихо скрипнула дверь, щелкнул запираемый замок. Ключ остался в мешочке на поясе у папаса – он не понадобился.
Без единого слова трое разошлись: один вскинул на плечи отца Ставракия, связанного по рукам и ногам, второй пошел за ним, а третий, с мешком, исчез в другой стороне. На торже затихло всякое движение, а луна так же безмятежно взирала с высоты.
Мало ли она подобного перевидала за шесть с половиной тысяч лет?
Глава 25
Рано утром, когда Эльга с Браней только проснулись и чесали волосы, в избу заглянула Беляница – испытанная княгинина ключница.
– Будь жива, госпожа! Там спозаранку греческая женка прибежала, к тебе просится.
– Платонида? Пресвитера? Чего ей надобно?
– Да говорит, папаса своего потеряла. Дома не ночевал.
Совка и Живея, молодая челядинка, дружно фыркнули: этот обычный мужской провинок трудно было приложить к отцу Ставракию.
– Где ж он может быть? – Эльга в удивлении скосила на Беляницу глаза. Повернуть голову она не могла: Живея расчесывала ей волосы.
– Говорит, с вечера, как привез ему Свенельдич-младший тот нож золотой, ушел с ними в церковь и пропал.
– Вот ведь замолился! – воскликнула Браня, опуская гребень слоновой кости.
– Была она в церкви – заперто, замок висит. Она и ночью ходила – был замок. Подумала, может, он у нас, да ночью не решилась тревожить. А теперь прибежала.
– Его же у нас нет?
В строениях обширного княгининого двора можно было спрятать неведомо для хозяйки десяток папасов.
Беляница хмыкнула:
– Думаешь, девки прячут? Я уж искала… В конюшне на сене нашла Торгера… кой с кем, но это точно не папас!
– Отправь Торгейра к церкви, пусть разбирается… коли все равно спугнула, – велела Эльга под хохот Брани и Живеи. – Куда ж он деться мог? Не тот наш папас человек, чтобы по сеновалам валяться с девками.
Торгейр вдвоем со Свеном, Ратияровым сыном, поехали к церкви и убедились, что дверь заперта, на ней висит замок. Запереться изнутри отец Ставракий не мог, стало быть, там его нет. Но единственный ключ был у него же, так что внутрь не попасть. На всякий случай проверили, не пришел ли он тем временем домой, но надежда не оправдалась. Отец Агапий подал мысль: может, кто-то из прихожан собрался помирать, иерея позвали напутствовать и он там остался до утра. Это могло быть,
