Вера - Алиса Клима
– Да я-то что? – закряхтел добродушно Кузьмич. – Коль приспичило вам, так чего ж не ехать?
– Ты о чем?! – взорвался Ларионов. – Я не волен выбирать! Слышишь, не во-лен!
Кузьмич мял шапку и соглашался, кивая косматой седой головой.
– Коли не вольны, то и нечего смутьянить, – спокойно говорил Кузьмич.
– В восемь и тронемся! – рявкнул Ларионов. – И не суйся ко мне с советами!
Что происходило с ним? Он давно уже не чувствовал себя так плохо. Тело ныло и ломило. Его мутило. Он не чувствовал членов, не слышал своего дыхания, словно оказался в чужом корпусе, внутри которого был тягостный, глухой вакуум. Одновременно в нем нарастали ярость и тревога.
Просидев еще с полчаса за рабочим столом, Ларионов гаркнул на весь дом, и в кабинет тут же прибежала Федосья.
– Позови Ирину! – приказал Ларионов, и Федосья помчала в барак, на ходу перекрестившись.
Уже через несколько минут Ирина снова стояла перед ним. Ларионов почувствовал и жуть, и боль, увидев ее лицо. Ирина была словно окаменевшая статуя. Ничего не осталось от ее утреннего задора там, у актового зала, когда она с такой лаской смотрела на него, благодаря за привезенную постель. Словно не было всех тех месяцев и испытаний, в результате которых между ними наметилась душевная близость.
От мук Ларионов заскрежетал зубами.
– Ира, – вдруг тихо сказал он, по-прежнему избегая смотреть ей в глаза. – Я должен завтра уехать… в Москву.
Она вдруг мгновенно встрепенулась, словно оттаяв.
– Что случилось?! – воскликнула она.
Ларионов опустил голову на руки и медленно, ритмично сжимал волосы, уставившись в стол, словно пытаясь вытянуть на поверхность поверженный мороком рассудок.
– Я не могу об этом говорить! – вдруг признался он. – Я не знаю как…
– А наш концерт? – прошептала она, почувствовав, как сильно заболели глаза от запретных слез.
Ларионов вскочил и прошелся к окну, сжимая кулаки. Он простоял так с минуту, подавляя злость на себя самого. Отчаяние и даже ужас охватили его всецело. Он неожиданно развернулся к ней, и глаза его болезненно блестели, выдавая борьбу, несоизмеримую с возможностями человека справиться с ней.
– Ира, – Ларионов резко побледнел, – я не могу понять, что творится со мной! Эта записка… Все это чудовищно, и сложно понять.
– Ради бога, – пролепетала Ирина, – вам угрожает опасность?
Ее искренняя тревога только указывала на его трусость и подлость. Он вдруг словно обмяк, как только признался себе в истинной причине своих мучений – своем малодушии.
– Нет, – устало и хрипло вымолвил он. – Много лет назад я встретил девушку…
Теперь Ларионов заметил, как побелела Ирина. Подбородок ее стал подрагивать, глаза увеличивались, как у растерянного ребенка.
– Это было очень давно, – продолжил Ларионов. – Долго рассказывать. Прошло десять лет. В общем, я бросил ее. Так вышло. Она нашлась…
Ларионов вдруг заметил, что Ирину словно бьет озноб. Он подскочил к ней и усадил ее на диван.
– Ну что с тобой?! – Ларионов налил ей коньяку и сам держал бокал, так как у нее сильно тряслись руки. – Я не знаю, что нашло на меня! Это хуже пыток!
Ларионова вдруг прорвало. А Ирина в полузабытьи блуждала по его лицу.
– Я должен разобраться с этим делом! Меня словно распилило на две части… Я уеду завтра, но я вернусь… Я должен увидеть Веру… – Он тискал ее руки, внезапно понимая, что готов сейчас же сделать ее своею. Его словно вогнало в транс: границы между реальностью и наваждением стерлись; он чувствовал, что его уволокла в свою бездну мгла души. Ларионов отчаянно сжал Ирину в объятиях, словно хотел поглотить ее всю, и впился в ее шею нещадным поцелуем, повалив Ирину на диван всей тяжестью своего тела.
Она словно очнулась от гипноза и вдруг со всей силы наотмашь ударила Ларионова по лицу. От неожиданности его выкинуло из мглы в абсолютную реальность. Ирина вскочила, волосы ее были растрепаны, щеки полыхали.
– Я ненавижу вас! Слышите! – закричала она, срывая связки. – Ненавижу! Не смейте прикасаться ко мне никогда! Слышите! Никогда! Я лучше умру, чем буду с вами! Вы мне противны! Противны!
– Ира! – воскликнул Ларионов, задыхаясь от волнения. – Ну что ты в самом деле! Ну сорвался я! Прости… Ира…
Она сжала губы и кулаки, словно готова была наброситься на него. Но потом резко метнулась прочь из комнаты, столкнувшись в сенях с Кузьмичом.
Кузьмич неторопливо вошел к хозяину. Ларионов стоял у окна, наблюдая, как Ирина исчезает за воротами барака, и тяжело дышал, словно после борьбы с неравным противником.
– Я… это… значить… – Кузьмич мялся в проходе. – Завтра всё ж едем?
Ларионов молчал. Кузьмич тоже. И Ларионов даже в этом молчании Кузьмича слышал крик Ирины ему в лицо.
– Да, – наконец тихо вымолвил Ларионов, не поворачиваясь, и Кузьмичу показалось, что он шмыгнул носом.
К утру повалил снег и завьюжило. Ларионова знобило. Он словно готовился взойти на эшафот. Ночь он провел без сна. Он вышел на крыльцо и бросил взгляд на барак. Глаза его на морозе словно обжег кипяток от набежавших слез. Он прошел к саням. Вахтенный отворил ворота. Сани тронулись. Ларионов ехал к Вере.
Ирина проводила взглядом удаляющиеся сани из окошка барака. Это был конец. Она легла на вагонку, и струйки слез быстро намочили подушку. Вот и дошла она до самой сути, о которой говорила Инесса Павловна. Неожиданно и страшно.
Он ехал на встречу с Верой, движимый прошлым, даже не поняв, что совершал предательство в дне настоящем. «Так и бывает часто, – подумалось ей с непроглядной тоской, – человек, спасаясь от одного предательства, совершает другое…»
Примечания
1
Исправительно-трудовой лагерь. – Здесь и далее примечания автора.
2
Статьи 581, 581а – 581 г и 582–5814 Уголовного кодекса РСФСР 1922 года в редакции 1926 года и более поздних редакциях устанавливали ответственность за контрреволюционную деятельность. Отменена в 1961 году. В народе именовалась просто как «58-я статья» или «58-я».
3
Военизированная охрана.
4
До 1939 года в ИТЛ был один выходной день.
5
Кирпич из глины и соломы.
6
Моторные катера («трамвайчики» в народе) были запущены в 1923 году.
7
Все, приготовленное на углях (арм.)
8
Аркадий Петрович Гайдар жил долгое время в поселке Клязьма, описанном в повести «Тимур и его команда».
9
А. С. Пушкин,
