Вера - Алиса Клима
Когда заключенные брели к баракам, Инесса Павловна спросила у Ирины ласково:
– Устала?
– Не знаю. – Она немного помолчала. – Я не могу понять, что со мной произошло. Мне кажется, я вижу себя сейчас со стороны, как будто знаю что-то, чего раньше не знала.
– Беда делает нас взрослее, – сказала Инесса Павловна с грустной улыбкой и обняла Ирину за талию. – Погибли люди. Это все очень страшно и необъяснимо… Только его сейчас жаль. Он волнуется и не понимает…
– Мне тоже его жаль, он много пережил за эти дни, – быстро сказала Ирина.
Инесса Павловна посмотрела на Ирину с заботой, а та шла, глядя под ноги и потирая нос о ворот телогрейки.
– Анисья в больнице, – вдруг добавила она. – Ей нужна поддержка.
– Мне кажется, его заботит нечто другое, – заметила Инесса Павловна деликатно.
Ирина бросила на нее печальный взгляд.
– Я знаю, что этот случай, это убийство в лагере потрясло его. Я вижу его терзания, – сказала она, и голос ее задрожал.
Инесса Павловна взяла Ирину за руку, когда они уже входили в барак.
– Ира, возможно, это будет нескромно с моей стороны, но я все же хочу сказать, что ты не желаешь посмотреть правде в глаза.
Ирина вспыхнула, но не решилась сразу пресечь разговор о ее с Ларионовым отношениях, поскольку любила Инессу Павловну.
– Я действительно не знаю, где правда.
– Но по итогам последних событий стало ясно по крайней мере одно: Ларионов – не трус и не мерзавец! – не выдержала Инесса Павловна, которой казалось, что Ирина излишне строга с Ларионовым.
– Разве я это отрицаю? – уклончиво согласилась Ирина, желая поскорее закончить. – Я поблагодарила его… Мне его жаль, искренне жаль!
Инесса Павловна погладила Ирину по голове.
– Ну, хорошо, я не буду больше давить на тебя, – улыбнулась она. – Но все же не благодарности и жалости он бы хотел видеть от тебя, и именно это его огорчает.
Ирина всплеснула руками. Ей казалось, что Инесса Павловна изменила всем своим принципам, пустившись в эти неловкие откровения.
– Прости, – стушевалась Инесса Павловна, – я наговорила много лишнего и личного. Мне просто показалось, что ты огорчена.
Ирина пожала плечами.
– На то было немало причин в эти дни, – отделалась она общей фразой, и женщины зашли в барак.
После обеда Клавка и Ирина пришли вновь в хату Ларионова. Он их ждал. Это было видно по тому, как быстро он вышел из кабинета, и по тому, как на столе уже стояли чистые чашки с блюдцами. Девушки присели, и вскоре вошла Губина. Она прошла своей рабоче-крестьянской походкой к столу, попросила разрешения присесть и вынула из планшета блокнот.
– Пройдемся по программе, – скомандовала она голосом политрука.
Ларионову был вручен лист с перечнем номеров, их кратким описанием и продолжительностью. Он не мог сосредоточиться и перебегал со строки на строку затуманенными глазами. Ирина ничуть не изменилась с обеда. Она была так же смиренна и апатична, что-то объясняла ему, потом Губина изучала список и спрашивала, что он думает. Ларионов машинально сказал, что не видит никаких изъянов, после чего Губина пристально и удивленно уставилась на него, а он вопросительно смотрел на Ирину. Ирина смутилась, понимая, что он был рассеян и думал о чем-то другом все это время, пока они обсуждали программу, и ничего не уловил.
– Товарищ майор, – назидательно промолвила Губина. – Да где же это видано – все номера про любовь да народ? А про партию где?
Клавка нагнулась к чашке, чтобы сдержать смех, но не выдержала и сильно поперхнулась. Ларионов, заметив ее реакцию, сам чуть было не улыбнулся. Глаза Ирины искрились насмешкой.
– Мы думали об этом, – сказала она. – Но будет ли уместным марать святое? Мы ведь – враги народа, уголовники, отбросы общества. Негоже нашими руками (или в данном случае связками) марать сакральные ценности.
Ларионов чувствовал, как в нем снова нарастает желание, вытесняя пережитое за эти дни. Он поглаживал подбородок, ожидая с любопытством реакцию Губиной. Губина не могла предвидеть такого поворота и засуетилась, беспомощно глядя на Ларионова.
– Так… так… – занервничала она. – Так значит, надо что-то другое предложить!
– Почему бы вам самой не выступить? – вдруг сказал Ларионов, и Ирина видела, что, несмотря на все его усилия скрыть удовольствие от общения с Губиной, в глазах его плясали огоньки бесовства.
Клавка снова сильно поперхнулась, а Ирина со всей силой шлепнула ее по спине.
– Я? – Брови Губиной поползли вверх, казалось, до самых волос. – Но как же я…
– А что?! – подхватила Клавка. – Отличная мысль, гражданин начальник.
Губина беспомощно посмотрела на Ларионова.
– Но у меня нет слуха…
– Зато у вас есть партбилет, – сказал он спокойно. – Ступайте, товарищ Губина. Продумайте номер, а то и два, и готовьтесь. Можете взять в подмогу Кузьмича и Паздеева для массовости. Выполняйте.
«Мама Люба» закусила губу и процедила:
– Слушаюсь…
Она уходила уже не полномочной рабоче-крестьянской походкой, а шагом усталой женщины, чья молодость увядала без надежды вспыхнуть новыми красками бабьего лета в унылой глуши зоны.
Когда Губина ушла, оставшиеся предприняли все усилия, чтобы не пуститься в смех и обсуждение того, что обещало быть самым увлекательным номером программы.
Вдруг Клавка дернулась.
– Вот башка! – воскликнула она. – Мне же надо срочно с Фимкой одно дельце запетлить. Разрешите идти, гражданин майор?! А Иришка тут вам все растолкует подробнее.
Пойманный врасплох, Ларионов поспешно согласился, и Клавка, схватив телогрейку, тут же испарилась. Возникла неуклюжая пауза.
– Ну, кажется, все ведь обсудили, – сказала Ирина вежливо.
– Пожалуй, – ответил Ларионов, чувствуя, как разгоняется его сердце.
Ирина поднялась и взяла со стула телогрейку. На пороге кухни она повернулась к нему, и Ларионов вздрогнул.
– Я только хотела спросить у вас?
– Все что угодно, – поспешно ответил он.
– Как Анисья? Ей лучше?
Ларионов почувствовал, как кровь помимо его воли прилила к лицу. Но он видел, как спокойно и ласково произнесла она эти слова. Он смутился и пожал плечами.
– Думаю, да, – расплывчато ответил он, негодуя в душе, что ей пришло в голову говорить об этом.
Ирина улыбнулась.
– Ира, – вдруг не выдержал он. – Ну что ты в
