Советско-Вьетнамский роман - Андрей Игоревич Фальков
– Джордж, – Мюррей с сомнением посмотрел на него, – ты уверен, что в губернаторы выдвигают не тебя?
– Уверен. – Джордж кивнул. – Я бизнесом занимаюсь. Пришли.
Они толкнули массивную дверь со стеклянным окном. В полутемном помещении было пусто, лишь парочка завсегдатаев заняли квадратный столик в углу.
– Что будешь? Я угощаю!
– А виски хороший у них есть? – Мюррей сглотнул слюну. Даже в самолете напитки были, мягко говоря, местного производства.
– Есть.
– Двойной со льдом. И без содовой.
– Ого! – Джордж подмигнул. – Отлично!
Они сели за столик и выпили. Джордж, как показалось Мюррею, абсолютно не изменился. Он остался таким же розовощеким младенцем с теми же бегающими глазами и пустыми рассуждениями. Когда он отпил одним глотком половину стакана, Мюррею показалось, что Джорж сейчас снова напьется и устроит драку.
– Бизнес. Да, бизнес идет! – Джордж, не замечая взглядов Мюррея, продолжал болтать. – Я вот тут собрал группу инвесторов и думаю сделать хорошее вложение.
– В политику? – усмехнулся Мюррей.
– В футбол. Футбольная команда – это сила нации, пересиливая которую нация становится значительно сильнее. А политика, конечно, дело грязное, но прибыльное. Но этим папаша занимается. Он миллионы на нефти сделал и столько же на политике.
Мюррей вспомнил своего отца. Тот не поддерживал с ним никакой связи. Мюррей совершенно забыл о своей семье и, по правде сказать, не испытывал никакого желания с ней встречаться.
– Благодаря нефти и политике папашка, Джордж, отмазал тебя от армии. И от войны.
– Война? Да, я думаю, что война – опасное место, – в голове Джорджа кувыркались мысли, – я уже заметил, что ты в форме, да, заметил. Ты что, в армию загремел?
– Да, – кивнул Мюррей.
– Во, повезло мне! – Джордж оскалился улыбкой. – Ты мне поможешь. Мы ведь что, мы ведь губернатора с антивоенной программой выдвигаем. Нынче это модно. Мы армию попинаем, войну эту вьетнамскую с дерьмом смешаем, и знаешь, как рейтинг вырастет! Вот папаша удивится, как я его двинул вперед. Давай, выпьем, и ты в камеру расскажешь про все гнусности, которые творятся в армии.
– Джордж, – сдержанно остановил его Мюррей, – а ты не задумываешься над тем, что со мной случилось, где я был, почему я ранен?
– Так ты оттуда? – Джордж внимательно посмотрел на него и махнул рукой. – Тем лучше. Ты расскажешь про истребление мирных вьетнамцев. Про то, как беззащитных детей военщина поливала напалмом. Говорят, там у вас головы старикам резали. Ты не резал?
Мюррей отрицательно покачал головой.
– Жаль. А то бы рассказал, как ты там раскаялся и как теперь поддерживаешь нашего кандидата. И лесбиянки бы тебя поддержали. Это классно будет – избитые на демонстрации лесбиянки нежно обнимают раскаявшегося вояку, который уничтожал мирное население, а теперь выступает против войны. Все газеты на это клюнут.
– Джордж! – выкрикнул Мюррей. – Ты сволочь!
Завсегдатаи оглянулись на его крик, а потом занялись своими делами.
– Ты сволочь и дурак! Я ведь там воевал за вас. Там не все вьетнамцы мирные, там есть и военные. Я едва жив остался.
Мюррей попытался схватить Джорджа, но не смог встать.
– Так ты что, за войну? – удивился Джордж, – Это сейчас не модно. Это незаконно. А о незаконности надо говорить так, словно ее у нас нет. Если меня с тобой рядом увидят, то могут подумать, что я такой же ястреб из Пентагона, как и ты. И геи меня не поддержат. А геи нынче в силе. Все больше и больше наших избирателей предпочитают голубой цвет. Знаешь что, ты тут развлекайся, а я пойду, у меня дела!
Джордж отодвинул стул и начал задом отползать в сторону двери.
– Ублюдок! Все вы ублюдки!
Мюррей схватил стакан и с силой метнул его, целясь Джорджу в лоб. Тот уклонился, и стакан со звоном ударился о дверное стекло, разбив его на сотни стеклянных брызг.
– О! – радостно взвыл Джордж, выскакивая на улицу. – Член республиканской партии страдает за свои антивоенные убеждения от рук распоясавшихся агрессоров!
***
Что было дальше? И поныне на зеленом западном побережье Австралии живет владелец небольшой фермы, которого его соседи зовут «Техасским ковбоем». Каждое утро он, прихрамывая, выходит на веранду своего дома. К нему подходит жена, за которой следуют пятеро детишек. Жена подает ему молоко в глиняном кувшине, и он долго, с наслаждением, пьет. Затем он седлает коня, садится верхом. И скачет осматривать свое небольшое, всего пять тысяч голов, овечье стадо. Сияет солнце. Ветер несет влажное дыхание океана. Техасский ковбой счастлив. Ночные кошмары снятся ему значительно реже.
Глава 28. О том, как лейтенант Кашечкин вернулся домой и нашел себе жену
…Позора я не потерплю!
Пускай откажется веронец от Флориче –
Иначе я,
Иначе я,
Иначе я его на шпагу наколю!
«Труффальдино из Бергамо»
Кашечкин прилетел в Москву в конце сентября, когда летняя жара спала, но стояли еще ясные дни. Москвичи удивлялись позднему теплу, а Кашечкин мерз. Зато его загар не вызывал никаких подозрений и казался просто особым курортным загаром. Он с удовольствием смешался с толпой москвичей.
Кашечкин не спешил. Он не спешил получать новое назначение. Он не спешил никуда идти. Он наслаждался Москвой. На груди у него сверкал новенький орден.
Кашечкин приехал к маме. К матери с войны вернулся сын, возмужавший, прошедший огонь, воду и медные трубы. Вернулся молодой ветеран. Весь вечер и всю ночь он рассказывал матери о своей жизни, выпивал с отчимом и соседом и слушал их изумленные замечания. Заснув только под утро, он вскочил уже через час и, горя от нетерпения, ринулся к телефону.
Дрожащими руками он набрал номер Светланы и вслушивался в гудки, нетерпеливо ожидая ответа. Наконец в трубке хрустнуло, и баритон полковника произнес:
– Алло! Я слушаю!
– Товарищ полковник, здравствуйте! Это я, Василий Кашечкин, вернулся!
– Здравствуйте, – сухо поприветствовал полковник, и Василий с удивлением заметил, что голос у полковника не такой уж твердый и уверенный.
– Извините, что не писал. Не мог. С почтой там проблема.
– Да. Знаю.
– Не могли бы вы позвать Светлану?
– Не мог бы. Ее нет дома.
– А, так она в институте! – догадался Кашечкин. – У них уже занятия начались! Тогда я поеду, встречу ее.
– Не надо никуда ездить. – Голос Акиньшина стал каким-то вялым и бесцветным.
– Почему? – удивился Кашечкин. – Что случилось?
– Ничего. Просто вам лучше не встречаться.
– Я ничего не понимаю. Пожалуйста, объяснитесь.
– Никаких
