Невеста сумеречной Тени - Мари Дюкам
Не удержавшись, смотрю на него. Губы Эмиля еле растянуты в светской улыбке маститого придворного, но глаза выдают всю черноту его души. Ледяной взгляд впивается в меня, словно хочет вскрыть черепную коробку и проверить, что я думаю на самом деле.
В очередном па он притягивает меня ближе, чем это позволено правилами приличия, склоняет голову. Меня окутывает аромат чистоты, исходящий от его одежды, от чего я вздрагиваю, снова вспоминая ту непристойную сцену в тюремной камере. Но оторвать взгляд от его глаз всё равно не могу. Я словно мышь под гипнозом змеи.
— Как ваши близкие отнеслись к инциденту в парке? — тихо спрашивает он, наклоняясь почти к самому моему уху. Зрительный контакт прерывается, и я через чур заметно выдыхаю.
— Если хотите узнать, что я им сказала, то не беспокойтесь. Вашу тайну я унесу с собой в могилу. — И это почти правда, просто в первый раз мне никто не поверил. Очень хотелось бы, чтоб до второго раза дело не дошло.
— Мне нужны гарантии.
— Тогда стоило прикопать меня прямо под тем великолепным дубом — это было бы наилучшей гарантией молчания.
Эмиль хмыкает, будто и впрямь решает обдумать такой вариант.
— Мне ничего не нужно, — продолжаю шептать я, всё больше злясь. — Не представляю, как вас в этом убедить, если честного слова недостаточно.
— Не волнуйтесь, я уже в поисках такого средства.
Сдерживаюсь, чтоб не выругаться как портовый грузчик. И что получается? Шантаж — плохо, уверения в полной верности — тоже никуда не годятся! Боги, прошу, не заставляйте меня проходить через это испытание в третий раз!
Музыка стихает. Я с облегчением высвобождаюсь из плена его рук и запаха парфюма. Когда Эмиль провожает меня обратно к родителям, нас сопровождает шлейф перешёптываний. Великий князь благодарит отца, кивает матери и уходит, оставляя меня в полнейшем раздрае.
Маменька, прикрывшись веером, говорит тихо, но так, чтоб я непременно услышала:
— Это было неосторожно, дочь.
Вот уж точно. Очень неосторожно.
Глава четвёртая, в которой меня возвращают в столицу
Поездка из пансиона благородных девиц мадам Марсиль в Вейсбург занимает всего три часа, но мои сборы растягиваются до полудня. Я медлю на каждом шагу, то и дело открывая сундуки и вороша платья под предлогом проверки, всё ли собрано. Наконец, Мила не выдерживает. Отстранив меня от руководства служанками, она развивает такую бурную деятельность, что через полчаса вся поклажа собрана и отправлена вперёд отдельной каретой вместе с горничными.
Алису я так и не встречаю. Подруга избегала меня за завтраком, не открывает дверь и сейчас, когда я скребусь в её комнату перед самым отъездом. Спуститься к карете она тоже не хочет. Я оглядываюсь до тех пор, пока мы не проезжаем ворота из парка, ожидая увидеть её рыжую шевелюру, но графиня непреклонна.
Маменька и отец уехали рано утром, а великий князь вернулся в столицу и вовсе сразу после приёма. Хочется надеяться, что на ночной дороге может приключиться всякое: вдруг его похитили, и следующие три месяца я с ним попросту не увижусь? Вздохнув, отмахиваюсь от нелепых фантазий.
Погрузившись в размышления о своей невеселой судьбе, я смотрю в окно. Карета едет плавно, мягко покачиваясь из стороны в сторону. За стеклом проносятся леса и перелески, сменяемые равнинами, засеянными пшеницей, рожью и овсом. То и дело мы проезжаем речки, устремлённые туда же, куда и дорога — к столице.
Тогда я видела Вейсбург первый раз в жизни. Маменька решила, что приобщать единственную наследницу рода фон Армфельт нужно только после восемнадцатилетия, иначе столичный разгульный образ жизни привьёт мне неправильные представления об обществе. Зря беспокоилась: привиться ничего лишнего не успело.
Мила то и дело пытается отвлечь меня от грустных мыслей разговорами, но я слушаю в пол-уха, и она переходит к болтовне со Снежей, единственной служанкой, едущей с нами вместе.
-…В приграничье снова проклятых видели, представляете? Как они через Сумеречную Стену проникают — ума не приложу! Говорят, великий князь Эмиль лично ездил в Гранцбург, проверял готовность военных отрядов и даже участвовал в стычке с теневыми магами. Ах, какой он бесстрашный! Я вчера одним глазком его увидела — такой красивый!
Ненавистное имя выдёргивает меня из мрачных размышлений. Я незаметно кривлю лицо, когда служанка с придыханием восторгается Эмилем, но слушаю уже внимательнее.
— Ещё говорят, в Гранцбурге начали женщины пропадать, — продолжает служанка, отвлекаясь от обсуждения достоинств великого князя. — Мол, их проклятые к себе за Стену утаскивают. А женщины эти… ну, падшие…
— Тьфу, Снежа! Нельзя такое при баронессе говорить! — тут же вскипает Мила. — Ты и сама-то знать о таких вещах не должна!
— Успокойся, Мила, — будто без интереса откликаюсь я, продолжая пялиться в окно. — Я давно в курсе, кто такие шлюхи, и для чего они нужны.
Гувернантка, охая, хватается за веер. Разговор на время прерывается: Снежа подаёт ей воды, открывает окошечко для проветривания. Больше щекотливая тема не поднимается, переходя на обсуждение погоды, а я вновь возвращаюсь к своим мыслям.
Значит, Эмиль организовывает отлов магов Тени? Против своих действует что ли? О прорывах проклятых из-за Стены я слышала ещё в пансионе: неделю назад учителя за завтраком обсуждали свежий номер газеты, пока мадам Марсиль не прекратила все разговоры, чтоб не тревожить учениц. Эх, вспомнить бы хоть какие-нибудь подробности! Другое дело, что в прошлой жизни я совершенно не интересовалась этим вопросом.
Интересно, как вообще великий князь получил дар Тени? В отличие от родовой магии аристократов, Тень передаётся не только по наследству, но и через какой-то жутко-запретный ритуал. Никто из императорской семьи Хойеров не владел Тенью с рождения. Предыдущие императоры — да, но Хойеры всегда были носителями Сияния, защитной магии. Так откуда же брат самого императора заимел запретную силу?
Осознаю, что в тот раз я ни минуты от этом не задумалась и даже не пыталась расспросить Эмиля. Меня не заботило и то, что он медленно, но верно превращался в проклятого: магия Тени рано или поздно поработит тело своего носителя. Я всё знала, но тогда мне было наплевать.
Почувствовав укол совести, отбрасываю глупое чувство прочь. Ещё чего, жалеть его теперь? «Очнись, Лия, он тебя один раз уже до обезглавливания довёл, и ещё раз повторит, не поморщится!»
— Въезжаем в город! — кричит кучер.
Я снова выглядываю в окно, не обращая
