Рождество в Центральном парке - Джоанна Шуп
Гости просияли и закивали в знак согласия. Она жестом подозвала лакея, и он начал разливать вино по бокалам.
– Надеюсь, вы не возражаете, что я сделала вам замечание, – прошептала она Дюку.
– Напротив, я благодарен за напоминание. Этим вечером мы должны во всём придерживаться надлежащего этикета.
– Да, конечно. Хотя я совершенно уверена, что подмена именных карточек противоречит надлежащему этикету.
Его окатила волна жара.
– Я не думал, что кто-нибудь заметит.
– Вероятно, я единственная. Не волнуйтесь, я никому не скажу.
Он слегка наклонился вперёд.
– Вам не разрешается сплетничать о начальстве. Это даже прописано в вашем контракте. – Миссис Уокер рассмеялась, и Дюк поймал себя на том, что улыбается, довольный тем, что смог её развеселить.
– Вот значит как вам удаётся держать свои грехи в секрете?
Он открыл рот, чтобы высказаться по поводу упомянутых грехов, но вовремя его захлопнул. Словесная дуэль... походила на флирт. Конечно, прошло уже много времени с тех пор, как Дюк флиртовал со светской дамой. Возможно, в последние годы такое общение стало менее формальным.
Почему-то он в этом сомневался. Дюк начинал подозревать, что реальная миссис Уокер была не такой уж и строгой в отличие от автора газетной колонки.
"Нельзя с ней флиртовать. Она замужем".
К счастью, её внимание было занято чем-то другим, и Дюк смог сосредоточиться на своём вине. Пока все ждали первое блюдо, они с Камероном вели светскую беседу.
– Вы поклонник скачек? – спросила миссис Уокер, очевидно, услышав разговор.
Прежде чем Дюк успел ответить, Камерон вытянул шею в её сторону.
– У Хавермейера одна из лучших конюшен в Нью-Йорке.
Она выгнула бровь.
– Правда? Боюсь, я ничего не смыслю в лошадях.
– Вы ездите верхом? – спросил Дюк.
– Нет. Никогда этому не обучалась.
Дюк порылся в памяти. Разве не она недавно написала колонку с советами по верховой езде? Нет, должно быть, он прочитал это где-то ещё.
– Не случалось ли с вами происшествия, после которого вы боитесь собак?
Рот Миссис Уокер открылся, но потом закрылся.
– Вы и правда читаете мою колонку, – проговорила она.
– Конечно, с чего бы мне врать?
– Я думала, вы сказали это из вежливости.
Дюка снова кинуло в жар, он подавил желание потеребить воротник.
– Для этого я слишком эгоистичен. В любом случае я буду рад помочь вам научиться верховой езде. – И добавил: – Как и мистеру Уокеру, конечно.
– Очень любезное предложение. Однако, боюсь, я провожу большую часть времени в помещении.
– Вполне объяснимо, – вставил один из гостей. – Учитывая темы в вашей колонке. Сомневаюсь, что многие дамы хотели бы прочесть о теннисе или бадминтоне.
– Напротив, многие женщины интересуются активным отдыхом. Думаю, что вы подали мне отличную идею. В конце концов, сколько ещё рецептов и советов по уборке я могу дать? Возможно, неожиданная и необычная смена темы освежит колонку, – тон миссис Уокер оставался вежливым, но между бровями залегла глубокая складка.
– Я думал, мы должны воздерживаться от деловых разговоров, – сказал Дюк, не в силах упустить случай её поддразнить.
Наградой ему был смех миссис Уокер.
– Туше. Оставлю эти размышления на другой день.
Лакеи начали подносить маленькие тарелочки. Камерон раскачивался взад-вперёд на стуле, и пребывал в шаге от апоплексического удара от восторга. Складывалось ощущение, будто он обедает у Чарльза Ранхофера на кухне "Дельмонико", хотя Дюк предполагал, что для многих миссис Уокер была столь же популярна, как и знаменитый шеф-повар.
– Это свежие устрицы «Блю Пойнт» из пролива Лонг-Айленд, – объявила она, когда принесли тарелки. На каждой лежало по пять устриц, долька лимона и веточка петрушки.
Взяв вилку для морепродуктов, Дюк выковырнул устрицу из панциря и поднес её ко рту. Моллюски были солёными и твёрдыми и оставляли после себя сладкое послевкусие. Настоящее блаженство.
Разговоры на мгновение затихли, когда гости приступили к еде.
– Восхитительно, – пробормотал Камерон, уже доедая третью устрицу.
– Согласна, – сказала Роуз. – Они просты и имеют насыщенный вкус. Идеальны в своём первозданном виде.
– Когда я был ребёнком, мы покупали устриц прямо с лодок, – сказал Дюк. – Не успевали они причалить, а мы уже выстраивались в очередь. – Устрицы и моллюски, коттедж в Ньюпорте, катание на лодке и игры с другими мальчишками... Приятные воспоминания, единственные, которые остались у него с детства.
Его палец машинально потянулся к шраму над бровью, нащупывая неровную кожу. Он служил напоминанием о его безрассудстве.
– Не хотите ли ещё вина, сэр? – спросил лакей рядом с ним.
Он кивнул, благо это отвлекло его от сентиментальных размышлений. Когда глаза Дюка встретились с глазами Роуз, в них читался вопрос, как будто она собиралась взять у него интервью. Выпрямившись, он нахмурился и сделал большой глоток вина.
Ему не нужны вопросы о прошлом. Дюк возглавлял крупнейшую издательскую империю в стране, чёрт возьми. Большего миру о нём знать не следовало. Газеты. Вот, что имело значение, а не его детство или шрам.
Он поклялся сосредоточиться на насущных делах этим вечером... и ни на чём другом.
Глава 4
– Расскажите о себе, миссис Уокер, – попросил мужчина по левую руку от неё. – Как вы стали такой талантливой колумнисткой?
Роуз подавила усмешку. Мама говорила, что она родилась с карандашом в руке и постоянно что-то писала в детстве. Она изучала классическую литературу и корпела над газетами, чтобы впитать как можно больше информации. Увидев в "Вестнике" вакансию репортёра, Роуз подала заявку. Пайк отказался нанимать женщину на должность репортёра... но был заинтересован в колумнисте. После того, как они вместе придумали идею еженедельной колонки советов миссис Уокер, Роуз с удовольствием приняла вызов. Она тратила долгие часы на поиски материала, а мама и высококвалифицированный персонал дома Лоу ей помогали.
Вот только с членами правления "Хавермейер Паблишинг" Роуз этим поделиться не могла.
Она небрежно повела плечом.
– О, я всегда записывала свои мысли. Мама говорила, что я вечно что-то строчу. У меня были терпеливые учителя, и я усердно училась.
– Планируете ли вы двигаться дальше и писать на актуальные темы? – спросил Камерон, допивая вино.
Актуальные темы? О чём, ради всего святого... Её правый глаз начал подёргиваться.
– Я