Птица обрела крылья (СИ) - Морион Анна

Девушка красиво сложила лист бумаги в небольшую записку, закрыла ее печатью с гербом Сэлтонов и, кликнув Сару, велела передать записку посыльному Уингтонов. Затем, порывшись в ящиках стола, Шарлотта нашла короткую записку, которую оставил ей, уезжая, Энтони Крэнфорд, и, решительно взяв чистый лист бумаги, принялась писать ему письмо, надеясь найти у него ответы на мучившие ее вопросы насчет теперешнего положения Вивиан и ее здоровья. Слишком часто стала болеть ее подруга, и это обстоятельство вызывало у Шарлотты беспокойство.

Исписав целых два листа, но даже не перечитав написанное, девушка положила бумагу в конверт, написала адрес поместья Деври, куда уехал Энтони, и, отыскав экономку фру Андерсон, отдала ей письмо и распорядилась отправить его. Лишь, когда фру Андерсон взяла письмо и скрылась с ее глаз, девушка почувствовала некоторое душевное облегчение.

«Энтони знает, что происходит с Вивиан. Я уверена в этом» — подумала Шарлотта, медленно поднимаясь по лестнице в свои покои. Ее еще недавно солнечное настроение сменилось хмурыми серыми тучами, а желание прогуляться по саду мгновенно улетучилось.

— Джереми, любовь моя. Я прошу… Я умоляю тебя: отпусти меня сегодня к Шарлотте. Я так скучаю по ней! Если желаешь, мы можем поехать вместе, выпить с ней чаю, а потом поехать в парк, — с робкой улыбкой попросила своего супруга миссис Уингтон, все еще держа в руках записку от подруги, полную отчаяния и обиды.

Вивиан желала выбежать из дома, остановить кэб и поехать к Шарлотте. Или даже просто пойти пешком, хоть до ее дома было не меньше получаса ходьбы под ярким солнцем такого жаркого в этом году октября. Ее мучила совесть за то, что она заставляла бедную подругу страдать, ведь прекрасно знала, как привязана была к ней Шарлотта. Однако Вивиан нарочно придумывала причины, по которым подруга не могла навестить ее, потому что не желала, чтобы она видела ее той бледной испуганной женщиной, в которую она превратилась из цветущей и уверенной в себе девушки.

Каждый день, проведенный в Уингтон-холле, и каждая ночь, проведенная с супругом, приближали ее к концу жизни — именно так думала девушка, засыпая в молчаливых рыданиях и молясь, чтобы она успела воплотить в жизнь то, для чего пожертвовала собой яростной страсти Джереми.

— Нет, моя дорогая. Ты больна. Посмотри на себя в зеркало: ты выглядишь, как призрак. Тебе нужно прилечь, — с заботой в голосе ответил Джереми супруге, скользя взглядом по ее шее, укутанной в легкий зеленый шелковый платок. — Возможно, твоя бледность и усталость — признаки того, что ты носишь под сердцем моего наследника? — с улыбкой добавил он.

— Нет, любовь моя, этого не может быть: всего две недели назад у меня прошла кровь, — тихо ответила Вивиан и приложила ладонь ко лбу: — Как жарко! Как мне надоела эта духота!

— Мы поженились три месяца назад, а ты все никак не забеременеешь. — Джереми поднялся из-за своего рабочего стола и подошел к супруге, которая тотчас напряглась от его близости. — Я хочу, чтобы ты родила мне ребенка, Вивиан. — Он приподнял пальцами подбородок девушки и заглянул в ее изумрудные усталые глаза. — Я хочу, чтобы ты родила мне не меньше троих детей.

— Троих, дорогой? — удивилась она. — Мне хватило бы и одного.

— Нет. У нас будет много детей. Я буду хорошим отцом. Буду проводить с ними много времени, учить ездить верхом, фехтованию и охоте, — улыбнулся Джереми и поцеловал бледные губы Вивиан. — И у них не будет гувернантки. Ты сама будешь ухаживать за ними. Им нужна будет мать, а не посторонняя женщина.

— Но, дорогой, когда я понесу нашего малыша… — «Ты должен перестать делать со мной то, что ты делаешь!» хотела сказать Вивиан, но вовремя спохватилась и вместо этого серьезным тоном сказала: — Ты должен будешь переехать в другую спальню, потому что то, что мы делаем по ночам, может повредить нашему будущему малютке, или я даже могу потерять его. Пусть у нас будет много детей. Или сколько даст нам Господь, — улыбнулась она, подумав про себя, что более двух детей она ему дарить не собирается.

— Конечно, так и будет. Я готов ждать, любовь моя. — Джереми вновь поцеловал супругу, а затем, слегка отодвинув шелковый шарф на ее шее, криво усмехнулся. — Когда ты забеременеешь, я буду сдувать с тебя пылинки, а свои плотские желания удовлетворять с другой женщиной. И ты не сможешь возразить против этого.

— О, мой дорогой, я не стану возражать, ведь так будет лучше для малыша, — спокойно ответила на это Вивиан. — Будем молить Бога, чтобы он поскорей дал нам ребенка. Но сейчас я последую твоему совету и прилягу. — Она потрепала мужа по щеке и, не скрывая широкую улыбку радости, вышла в коридор.

Зайдя в спальню, Вивиан со злостью сорвала со своей шеи проклятый шарф и бросила его на кровать. Она носила его уже третий день, и в эту жару это было пыткой. Но девушка не могла ходить с обнаженной шеей, так как никто не должен был видеть, до чего порой доводила Джереми его страсть и тайные темные желания.

«Мисс Вивиан… Как мне жаль вас! Ах, если бы только я могла что-нибудь для вас сделать! — думала Джейн всякий раз, когда видела красные от слез глаза Вивиан. — Но сказать это вслух она не решалась и лишь, молча, наблюдала, в какого испуганного призрака превращалась дорогая ее сердцу подруга.

— Ну же, Альберт, держи ружье так, как я только что тебе показал, — терпеливо сказал Энтони, приподнимая локоть своего племянника, который с восторгом целился в соломенное чучело, на голове которого была надета старая высокая шляпа его отца.

— Дядя, как ты думаешь, Китти теперь будет лежать в постели всю жизнь? — вдруг, все еще прицеливаясь, спросил мальчик.

Этот вопрос застал Энтони врасплох и даже причинил ему душевную боль. Но он пожал плечами, улыбнулся и решительным тоном ответил:

— Твоя сестра быстро поправляется. Травма, которую она получила, конечно, очень серьезна и болезненна, но, все же, излечима. Корсет, который она носит, помогает ее позвоночнику срастись, и доктор Нортон уверен в том, что через несколько месяцев Китти вновь будет ходить. Однако корсет она должна будет носить еще два — три года.

— Мне жалко ее. Она еще такая маленькая, а уже так пострадала, — печально сказал Альберт. — А мама постоянно плачет. И Виктория с ней заодно. Хоть сбегай из этого дома!

— Сбегать, мальчик мой, точно не стоит: твоя семья нуждается в тебе. Ты и твой отец — мужчины, а значит, вам положено быть менее чувствительными, но это также возлагает на вас большую ответственность. Ты должен поддерживать своих дам и вытирать их слезы: это наша мужская обязанность, — добродушно усмехнувшись, парировал Энтони. — Но теперь попробуй сбить шляпу. Вперед, Альберт, у тебя все получится.

Довольно хмыкнув, мальчик нажал на курок, но шляпа так и осталась украшать безобразную голову чучела.

— Эх! Но я почти попал! У этого страшилы теперь появился левый глаз! — с гордостью за свое мастерство, весело рассмеялся мальчик. — Можно я еще стрельну? Еще разочек!

Энтони и Альберт находились довольно близко к замку, поэтому гром выстрела можно было услышать, даже находясь в его комнатах.

— Я думаю, на сегодня хватит с тебя стрельбы, — огорчил Энтони племянника. — Завтра мы обязательно повторим наше занятие, но чучело нужно будет перетащить к озеру, подальше от дома.

— Хорошо, дядя, как скажешь, — обреченно вздохнул Альберт и отдал тому ружье, а затем широко улыбнулся и вскрикнул: — Баббет! К нам идет Баббет! Ты видела, как я стрельнул? Видела? — Он побежал навстречу своей пожилой французской гувернантке, которая тут же схватила его в объятия и похвалила за меткую стрельбу.

— Пойдемте, мой юный джентльмен. Пришло время заняться французским языком! — ласково, по — французски сказала гувернантка, беря ладонь мальчика в свою. Затем она улыбнулась Энтони и протянула ему запечатанное письмо. — Вам пришла свежая почта, мистер Крэнфорд.

— Благодарю, — сказал тот и забрал письмо.