Кэндис Герн - Леди, будте плохой
– Я искренне прошу прощения. – Рочдейл снова взял ее руку, и его голос вернулся к своему обычному низкому тембру, разливающемуся вокруг нее как густой мед. – Это было грубо с моей стороны. И совершенно испортило настроение. Давайте больше не будем говорить о епископе и его реформах. – Он снова начал нежно ласкать ее пальцы.
– Но я даже не упоминала об идеях его реформ, – сказала Грейс, полная решимости придерживаться темы, которая, похоже, отвлекала его от соблазнения. – Я работаю над его церковными проповедями, а они совершенно другие. Ему нравилось брать стих, например, из Книги притчей Соломоновых и строить всю проповедь на его уроке. Да нот только вчера я нашла его заметки для проповеди, основанной на поговорке «Гордыня ведет к падению». Она в высшей степени поучительна.
– И ошибочна, если он так процитировал ее.
Грейс нахмурилась:
– Что вы хотите этим сказать – ошибочна? Притча шестнадцатая, стих восемнадцатый. «Гордыня ведет к падению».
Рочдейл улыбнулся, поняв, что нашел нужную ему брешь.
– Повторяю, вы ошибаетесь.
Она издала короткий смешок. Этот неожиданно мрачный, хриплый смех снова заставил Рочдейла испытать неодолимое желание опрокинуть ее на скамью и заняться безумной любовью. Ему надо быть осторожнее с этим смехом. Это тот звук, который может забраться мужчине в сердце и тотчас же растопить его. Чистое соблазнение, а она даже не сознает этого.
– Как будто такой человек, как вы, – заметила она, – может иметь хотя бы мимолетное знакомство с Библией.
– Я готов поспорить, что вы неправильно прочли этот стих.
– А я готова поспорить, что он правильный.
Рочдейл улыбнулся:
– Превосходно. Тогда мы заключим настоящее пари.
Она осторожно взглянула на него:
– Я слышала о таких мужчинах, как вы, хронических игроках, которые заключают пари о чем угодно и обо всем подряд.
Он пожал плечами:
– Не буду отрицать, что хорошая игра доставляет мне удовольствие. А ставка всегда делает скачки, петушиный или кулачный бой более интересными. Немного риска то тут, то там придает пикантности однообразию повседневной жизни. Вам нужно чаще играть. Рисковать. Выходить за жесткие рамки того, чего, как вам кажется, ждут от вас. Для вас это будет хорошее начало. Маленькое пари по поводу стиха из Библии.
– Но риска практически нет, ведь я знаю, что права.
Все лучше и лучше. Это будет так же легко, как перевернуть карту.
– Раз уж вы так уверены, то не будете возражать, если я назначу ставку.
– Это пари, которое вы не выиграете, сэр. Я набожная женщина. Дочь викария и вдова епископа. Я хорошо знаю Библию. Прошу вас, делайте самые высокие ставки, потому что когда я выиграю, я использую эти деньги для строительства нового крыла в Марлоу-Хаусе.
– Значит, я могу назначить ставку?
– Да. Называйте любую сумму.
– Ну хорошо. Но я думал не о деньгах. Я думал о… поцелуе.
Ее серые глаза расширились, а щеки залились краской. Господи, он атак старалась сделать вид, что Рочдейл не воздействует на нее, и понятия не имела, как восхитительно провалилась.
Грейс сердито заговорила:
– Вы уже поцеловали мою руку, лорд Рочдейл. Этого было вполне достаточно.
– Неужели? Только не для меня, уверяю вас. – Он снова поднял ее руку и медленно провел губами по костяшкам ее пальцев. Он втянул носом воздух, наслаждаясь невероятным ароматом, которым она, должно быть, надушила свое запястье. Это был не нежный цветочный запах, которого он мог ожидать от нее, а что-то чуть более тяжелое и пьянящее – может быть, жасмин? – и такое же несоответствующее, как ее смех. Рочдейл быстро провел кончиком языка по ее коже, прежде чем поднять голову.
Грейс резко вдохнула и отдернула руку:
– Вы еще не выиграли пари, милорд.
– Ах, но это же был не настоящий поцелуй. Определенно не стоящий ставки. Но утверждаю, что он вам понравился.
– Нет, я не…
– Честно говоря, я совершенно уверен, что вам понравятся поцелуи. Мои.
– Это не…
– Вы просто умираете от желания узнать, как это – когда вас целует такой безнравственный мужчина с такой опасной репутацией. – Он придвинулся ближе, решительно прижимаясь к ней бедром, Грейс не осталось ничего другого, кроме как вжаться в угол, откуда уже было некуда деться.
– Вы, сэр, наглец. И к тому же ужасно самонадеянный, У меня нет никакого желания целоваться с вами.
– Конечно, есть. Ваше тело излучает эту жажду, как горячие волны. Я практически чувствую ее. Но вы по рукам и ногам связаны тем, что «положено» вдове епископа, и боитесь позволить себе быть просто женщиной. Женщиной с обыкновенными потребностями и желаниями. Здесь нечего стыдиться. Честно говоря, гораздо постыднее держать себя связанной придуманными путами.
Он наклонился ближе, но Грейс попыталась отстраниться от него. Рочдейл не лгал. Он чувствовал ее желание в прикосновении руки, которую все еще сжимал. Когда он отпустил ее руку, Грейс сделала дрожащий вздох, а потом снова задержала дыхание, когда Рочдейл начал развязывать ленты ее шляпки.
– Все связано, – сказал он, – точно так же, как эта шляпка. Знаете, для здоровья очень вредно быть все время так туго зашнурованной. Нужно же дышать. – Атласная лента развязалась, и он аккуратно снял соломенную шляпку с головы Грейс. Шляпку он положил на полочку под передним окошком, рядом со своей высокой шляпой, которую снял раньше. Светлые волосы Грейс были уложены в корону высоко на голове, больше серебристые, чем золотые в лунном свете, льющемся из окна. Грейс не подстригала и не выпускала дразнящие локоны у щек и висков, как это делали почти все модницы. Все было гладко и просто, привлекая внимание к элегантным щекам и длинной белой шее. Ее красота была мучительно невозмутимой.
Когда Рочдейл снова внимательно посмотрел на Грейс – серые глаза, огромные от тревоги, полные губы слегка сжаты, кожа так великолепна, что могла бы быть неглазированным фарфором, – она не пыталась оттолкнуть его или ударить. Она вряд ли поверила бы в это, но он бы остановился, если бы она начала сопротивляться. Но Грейс не сделала ничего. Казалось, она так тщательно тренировала себя держать все эмоции под контролем, что стала каменной как статуя, неспособная ни говорить, ни двигаться.
Интересно, была ли она всегда такой ледяной принцессой, или это все работа епископа? И что произойдет с ней, как только он сорвет этот холодный безупречный мраморный фасад и выпустит на свободу скрывающуюся под ним женщину с горячей кровью? Развяжет ли она все свои путы навсегда, откроется ли для жизни?
Возможно, она еще поблагодарит его, когда он будет уезжать на Альбионе Шина.
– Я уже говорил о риске. Не пора ли немного рискнуть, моя дорогая миссис Марлоу?
