Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“
Ты мечталъ быть настолько же любимымъ, какъ ты любишь, ты считалъ себя уже совсѣмъ близко отъ этого сердца, такъ долго ускользавшаго отъ тебя. И вотъ сегодня все рушится вокругъ тебя. Изъ твоего прежняго богатства тебѣ остаются кое-какія крохи, — „чѣмъ жить“, какъ говорятъ, — а отъ твоего счастья, твоей надежды у тебя не остается больше ничего. Эта невѣста, это прелестное обожаемое тобой дитя, она уѣхала, тебя покидаетъ.
Растравляемое, такимъ образомъ, это страданіе сводило его съ ума. Затѣмъ, онъ упрекалъ себя въ оскорбительныхъ сомнѣніяхъ. Сюзанна не знала ничего. Она уѣхала, потому что… потому что… онъ не зналъ, не понималъ, и мысли мѣшались, путались въ его головѣ. Онъ страдалъ отъ наплыва думъ.
Когда онъ достигъ съ сопровождавшимъ его другомъ решетки маленькаго парка, только что пробило 9 часовъ на колокольнѣ Ривайера. Даранъ, прочитавъ мольбу въ глазахъ, печально-утомленныхъ и какъ бы недоумѣвающихъ передъ тѣмъ, что увидѣли, будучи такъ долго обращены внизъ, къ землѣ, переступилъ лишній разъ черезъ порогъ башни Сенъ-Сильвера, и оба вошли въ рабочій кабинетъ, гдѣ бѣлая владѣлица замка съ одѣтымъ на голову жесткимъ уборомъ улыбалась узорамъ обоевъ, гдѣ прялка ожидала женскую руку, чтобы завертѣться и запѣть, а мебель, въ которой черви протачивали свой темный путь, извивалась въ мучительныхъ гримасахъ.
Отъ Кастельфлора до башни Сенъ-Сильвера Мишель едва произнесъ нѣсколько словъ; теперь онъ сѣлъ, изнуренный, очень блѣдный, совсѣмъ молчаливый. Сначала Альбертъ избѣгалъ тревожить мысли, собиравшаяся за этимъ челомъ, на которомъ онъ угадывалъ въ тѣни тревожныя складки, но онъ начиналъ пугаться этого упорнаго молчанія.
— Мой бѣдный, дорогой другъ, — сказалъ онъ внезапно, — ты себѣ выдумываешь еще болѣе горестей, чѣмъ у тебя есть, ты грызешь, мучаешь себя раньше даже, чѣмъ узналъ что нибудь вѣрное.
Но Мишель, казалось, не слышалъ:
— Наконецъ, послушай, — добавилъ Даранъ, взявъ его за обѣ руки съ дружеской фамильярностью, — будь откровененъ со мной: что ты предполагаешь, чего ты въ точности боишься? Скажи мнѣ все.
— Мнѣ кажется, что…
Треморъ остановился, затѣмъ продолжалъ вполголоса:
— Я жалокъ, я сержусь на себя, но я не могу отогнать эту мерзкую мысль, что она, узнавъ о моемъ разореніи, не имѣла мужества раздѣлить со мной тяжелое или посредственное существованiе, рѣшила вернуть себѣ свободу, но боясь моего горя, упрековъ Колетты въ моментъ, когда ей придется намъ сознаться во всемъ, она уѣхала съ намѣреніемъ намъ написать во избѣжаніе мучительнаго объясненія. Моя бѣдная маленькая Сюзанна! Ты прекрасно видишь, что я недостоинъ ея, разъ я могу этому вѣрить настолько, что становлюсь такимъ несчастнымъ, какъ теперь.
— Я совершенно не понимаю, по какому праву ты измышляешь подобный подозрѣнія, — сказалъ Даранъ, приблизившись немного. — Миссъ Севернъ, ты самъ съ этимъ соглашаешься, могла быть только неполно освѣдомлена о помѣщеніи твоихъ денегъ, во-первыхъ, а во-вторыхъ, все то, что намъ сказала г-жа Фовель, доказываетъ съ несомнѣнностью, что бѣдное дитя, подобно твоей сестрѣ, ничего не знало о крахѣ Столичнаго банка, и наконецъ…
— Но ты находишь эту исторію съ м-ль Жемье правдоподобной? Послушай, ты находишь естественнымъ, допустимымъ, чтобы Сюзанна, вызванная м-ль Жемье, полетѣла бы тотчасъ же, не дожидаясь Колетты, не написавъ ни слова?
— Я не нахожу это естественнымъ… но это не причина сомнѣваться въ ея правдивости, и не необъяснимо; затѣмъ, допуская, что миссъ Севернъ уѣхала не въ отвѣтъ на письмо м-ль Жемье, ничто не говоритъ, что она уѣхала, чтобы избѣжать свиданья съ тобой.
— Зачѣмъ же она тогда уѣхала, зачѣмъ? что ты предполагаешь? говори…
— Я не предполагаю… я сознаюсь, что не болѣе тебя понимаю, почему миссъ Севернъ сочла за лучшее уѣхать; только я не разъ замѣчалъ, что вещи, которыя воображаешь себѣ очень запутанными, даже непонятными, въ концѣ концовъ оказываются, будучи распутаны, самыми простыми на свѣтѣ. Я замѣтилъ также, что бываютъ очень странныя недоразумѣнія и въ особенности между людьми, любящими другъ друга.
— Сюзанна меня не любить.
— Какъ ты это знаешь? ты ее спрашивалъ объ этомъ?
— Я знаю, что она меня не любитъ.
— А она, знаетъ она, что ты ее любишь?
Мишель покачалъ головой, грустно улыбаясь:
— Я ей этого никогда не говорилъ, представь себѣ.
— Это ничего не доказываетъ.
— Ахъ! ты меня не знаешь, — воскликнулъ съ горечью молодой человѣкъ; — что я сдѣлалъ, чтобы добиться ея любви? Я быль непріятный, злой, жестокій, я нарушалъ, отравлялъ всѣ ея удовольствія, я былъ холоденъ, суровъ…
— Да, но все это еще тоже мало доказываетъ, — продолжалъ философски Альбертъ. — Но какъ бы то ни было, повѣрь мнѣ, нехорошо такъ торопиться, обвинять, не выслушавъ, молодую дѣвушку, твою невѣсту, считать ее безчестной…
— Я ее не считаю безчестной, — поправилъ Мишель очень мрачно, — нѣтъ, я не считаю себя вправѣ ее упрекать за то, что она меня оставила. Когда мы обручились, она была необыкновенно откровенна. Она не была женщиной, способной выйти замужъ за перваго встрѣчнаго, независимо отъ его душевныхъ качествъ, но она питала ужасъ къ бѣдности, она хотѣла выйти замужъ за человѣка состоятельнаго… и она мнѣ это сказала безъ обиняковъ. Я болѣе не богатъ.
— Ты не бѣденъ, у тебя остается твой домъ на улицѣ Бельфейль, около 30 тысячъ франковъ акцій Колонизаціоннаго общества и затѣмъ башня Сенъ- Сильверъ и довольно круглая сумма въ картинахъ и художественныхъ предметахъ; вѣдь это, чортъ возьми! не принимая даже въ расчетъ, что можетъ принести ликвидація Парижскаго банка; все это составить по меньшей мѣрѣ 12 -15 тысячъ франковъ доходу. Ты заработаешь, въ средній годъ, половину того же твоей работой… такъ такъ… А если тебѣ были бы нужны деньги, даже большая сумма, ты хорошо знаешь, что…
Добрякъ Даранъ остановился, взволнованный, не рѣшаясь продолжать; затѣмъ онъ порывисто, протянулъ руку Мишелю и болѣе тихо:
— Ты хорошо знаешь, что ты ее найдешь, не такъ ли?
Мишель сжалъ эту вѣрную руку.
— Да, мой другъ, — сказалъ онъ, — я это знаю, я въ этомъ никогда не сомнѣвался.
Онъ помолчалъ и продолжалъ болѣе спокойно:
— Въ первую минуту, узнавъ о крахѣ Столичнаго банка, я почувствовалъ смертельный ударъ, но теперь, смотри… ахъ! клянусь тебѣ, что я чувствую себя способнымъ проявить мужество, даже быть счастливымъ, если бы… если бы она меня любила!
— Ты помнишь, — продолжалъ Даранъ, — однажды я сказалъ тебѣ смѣясь, какого я тебѣ желаю счастья: на 50 тысячъ меньше годового дохода и любви достойной тебя женщины… въ придачу. Я не думалъ, увы! пророчествовать, но почему бы мнѣ оказаться пророкомъ только наполовину! Потомъ мы разговаривали, здѣсь же, очень долго о миссъ Севернъ…
