Виктория Холт - Тайный брак
— …Скоро ли мы наконец уедем отсюда? — то и дело спрашивала я Анну.
И она неизменно отвечала:
— Когда дорога станет совсем безопасной…
Так проходили дни.
Мой сын Генрих и здесь находился в окружении учителей и воспитателей. Мне нечасто удавалось побыть с ним наедине.
Как всех других, его глубоко заинтересовали деяния Девы, и особенно она сама. Он часто расспрашивал о ней.
— …Матушка, вы тоже полагаете, Дева слышит голоса оттуда?
— Не знаю, милый, — честно отвечала я.
— Если так, ее нельзя за это наказывать, верно?
— Да, мой мальчик. Лучше отправить обратно к отцу, где она пасла овец, ухаживала за коровой.
— Мой дядя-герцог говорит, если так сделать, она опять возглавит армию и поведет против нас. И опять победит.
— Но, возможно, и потерпит поражение, — предположила я.
— Как же, если с ней Бог?
— Но твой дядя не верит, что Бог покровительствует ей. Он считает ее дурной женщиной… однако весьма смелой… А ты, Генрих, скажи мне, ты защищал ее перед герцогом?
Он быстро взглянул на меня, я увидела в его глазах смущение.
— Наверное, должен был, — ответил он. — Но не сделал этого.
— Почему же «должен»?
— Потому что это, скорее всего, правда.
— Что правда?
— Что с ней Бог.
— Ты действительно так думаешь?
— Иногда… когда совсем один… ночью. Я тогда молюсь и прошу Бога открыть мне всю правду. Но потом слышу, что говорят дядя, и коннетабль граф Стаффорд, и милорд Уорик, понимаю, что у меня плохие мысли, потому что нельзя ведь думать, будто наш враг заодно с Богом.
— Мой дорогой маленький король, — сказала я с печалью, — люди слишком рано возлагают столь тяжкий груз на твои детские плечи.
Но сын не обратил внимания на мою горестную фразу и продолжал:
— А сейчас она в руках у епископа Бове. Я знаю, потому как мне дали подписать бумагу, где он назначался главным судьей… Матушка, не получится, что они будут судить самого Господа?
Меня не могли не поразить глубина и серьезность раздумий этого ребенка. Я ответила в том же духе:
— Лишь в случае, если ты действительно считаешь ее святой и веришь, что к ней спускались ангелы.
— О нет, матушка!
— Тогда суд будет только над ней самой!
— Дядя говорит, она колдунья, и если так, то заслуживает смерти. Она колдунья, матушка?
— Они докажут это, если очень захотят. Так я думаю.
— Да, они докажут. Но ведь она и вправду колдунья? Разве нет? Скажите мне…
Я видела, мальчик сильно разволновался, и постаралась, как могла, успокоить его.
— Увидим, как все будет, — сказала я. — Но что бы ни произошло, помни — тебе не за что себя винить, Генрих. Ты не отвечаешь за все, что творится от твоего имени.
— Но… но я подписал бумагу!
— Только для вида. Ты не отвечаешь за их действия, — повторила я. — Не можешь отвечать.
— Но я король…
— О, как мне хотелось бы…
Я умолкла.
— Что хотелось, матушка?
Я взяла в руки его голову, смотрела ему в глаза и представляла себе, что мы находимся в Хатфилде и я вхожу с ним в детскую, где он видит своих единоутробных братьев… О, если бы я могла превратить этого испуганного, смущенного маленького короля в обыкновенного, свободного от недетских забот мальчика!..
Миновал еще один год, наступил январь следующего, а мы так никуда и не выезжали из Руана.
Я пребывала на грани отчаяния. Неужели наши дела — дела англичан — так плохи? А как там — в Англии, в Хатфилде, где мои дети?
— Я устала… устала от всего, Оуэн, — говорила я ему со слезами. — Хочу домой. К нашим детям… Когда же кончится этот кошмар?
Он обнимал меня, прижимал к своей широкой груди, пытался утешить.
— Скоро, уже скоро, — отвечал он. — На днях начинается суд над Девой. Она, несомненно, будет приговорена к смерти… И, когда умрет, у французов не останется никакой надежды на чудесное избавление. Они поймут, что Дева обманула их, и их воинственный пыл иссякнет. К ним вновь вернется прежняя неуверенность, они вновь начнут бояться и почитать герцога Бедфорда, своего лорда-протектора.
— А мой брат Шарль? — спрашивала я. — Ты забываешь, что он коронованный монарх?
— Он тоже станет таким же трусливым, как прежде. Если уже не стал… Вспомни, как ожидали французы, что он придет на помощь Деве, которая спасла Орлеан и возвела его на престол! Но он и пальцем не шевельнул!
О Шарль! Ленивый, покорный обстоятельствам Шарль… Неужели в тебе нет ни капли совести, стыда? Гордости? Ты даже не пытался помочь этой девушке — ни словом, ни делом. А ведь она превратила тебя… заставила сделаться королем — из жалкого существа, которого много лет полупрезрительно называли дофином… Ты же забыл ее, Шарль… король Франции… Предал ее…
Я запомнила его испуганным на всю жизнь мальчиком, в «Отеле де Сен-Поль», а потому знала, даже была уверена: он никому и никогда не придет на помощь.
Наступила весна. Ощущение чего-то рокового охватило меня. Чего-то, откуда нет выхода и бесполезно искать его.
Жизнь будто остановилась… Почему все они медлят? Решительно все — англичане, французы… Сам Господь Бог…
Каждый день приносил какие-то новости о Деве Иоанне. Ее дело передали из церковного суда в светский. Мне объяснили, что это такое.
Означало это то, что ей будет наконец вынесен приговор… тот, который церковь не решалась вынести тому, кому покровительствует само Небо… Я презирала их, этих трусов! Я безмерно стыдилась за своего брата, покинувшего в беде героическую девушку. Думаю, за это он будет проклят навеки.
Напряжение царило в самом воздухе. Все ожидали чего-то страшного, что должно наступить после смерти Девы, потому что ее уже обвинили в ереси и колдовстве и приговорили к сожжению.
Несчастное создание! Неужели не могли они пощадить ее, такую юную? Отправили бы обратно в родную деревню Домреми, к отцу, к ее коровам и овцам.
Они приговорили Жанну д'Арк к смерти, но как они все боятся ее! И священники, и судьи, и закаленные в битвах воины! Одна мысль, одно сомнение мучило их все время: что, если она и правда посланница Господа? Какова тогда будет их судьба? Какая расплата ждет тех, кто повинен в ее страшной смерти?..
Я втайне надеялась, что в самый последний момент какая-то неведомая сила вмешается и спасет ее, но этого не произошло.
Наступило тридцатое мая. Год 1431-й. В нашем замке и вокруг него стояла гнетущая, напряженная тишина. Казалось, решительно все думали о судьбе этой странной девушки, посланной или не посланной с Неба, но сумевшей изменить ход войны между двумя странами.
