Мэри Брэддон - Проигравший из-за любви
— Пусть это кресло будет со мной на Вимпоул-стрит, — обратилась она к доктору Олливенту, когда глаза ее стали сухими, — и его книги, стол и еще некоторые вещи, любимые им, — то старое пианино, которое он купил мне. С остальным имуществом вы можете поступать так, как сочтете нужным.
— Вы должны лишь выбрать то, что бы вы хотели взять, Флора. Ваши желания — закон для меня.
— Вы так добры, — сказала она и затем добавила, — если бы я только могла быть более благодарна вам.
Они прошли по дому, заходя в каждую комнату, в том числе в спальню Флоры с незатейливыми украшениями, представляющими собой фотографии, различными бра, несколько китайских сувениров, гипсовые копии различных знаменитых скульптур, книжные полки, увешанные голубыми ленточками, все это едва ли стоило пяти фунтов на аукционе, но для доктора эта обстановка обладала притягающей силой. Он не расстался бы со всем этим и за целый годовой заработок.
— Мы заберем все эти вещи на Вимпоул-стрит, — сказал он, — и вы украсите свою маленькую туалетную комнату ими в память о вашем первом доме.
Доктор сделал список вещей, которые нужно было забрать, пока Флора оглядывалась кругом и вздыхала над всеми этими свидетельствами счастливых дней. Гуттберт увидел, что она стала у окна и выглядывала из него, а затем отвернулась с печальным вздохом. Он сразу догадался о том, что она думала о своем потерянном возлюбленном и о тех днях, когда она могла наблюдать за ним из этого окна. Доктор позволил испить ей до конца чашу своих горьких воспоминаний. Он не пытался утешить ее, не сказал ей ни слова, он позволил ей свободно ходить по дому, по знакомым комнатам, которые сейчас имели такой странный вид, как будто они были закрыты для нее четверть века.
— Какой старой я чувствую себя, — и это было единственное что сказала Флора, когда они возвращались в свой респектабельный район города.
Мебель была доставлена с Фитсрой-сквер на следующий же день и Флоре разрешили расставить ее так, как она пожелает. Ей помогали доктор и его слуга, не мешая ей, однако, своими советами. Флора сделала туалетную комнату, прилегающую к спальне, своего рода храмом, в котором она могла вспоминать отца и все свое прошлое. Здесь она поставила то священное кресло, стол, за которым Марк Чемни писал свои короткие деловые послания. Книги, собранные им, которые ой читал — и перечитывал в Австралии: Шекспир, Кенилворс, Роб Рой, Пиквик. Она повесила свои полки, но сняла с них голубые ленточки и множество других безделушек, которые когда-то так забавляли ее, оставила только те вещи, которые ей подарил отец. Здесь же она поставила пианино и пюпитр и серыми мартовскими сумерками тихонько напевала те старые трогательные песни, которые любил ее отец. Казалось, что обстановка этой комнаты внесла какое-то спокойствие в жизнь Флоры, и дом на Вимпоул-стрит стал для нее тем, чем не был раньше — ее домом. Какой бы ни была ее будущая судьба, она должна была смириться со своим присутствием здесь. Миссис Олливент и ее сын были так добры к ней, и она должна была отплатить им за это годами своей привязанности к ним. Она стала все больше чувствовать себя приемной дочерью миссис Олливент и все больше привязывалась к этой спокойной пожилой леди. Если бы она могла избежать того ужасного вопроса, связанного с женитьбой, который возникал у нее в голове, как последняя воля отца, то она бы вообще была довольна своим положением. Нынешний ход ее жизни был настолько хорошим, насколько он мог быть хорошим без существования отца и возлюбленного.
По мере того, как она становилась сильнее душой и телом, Флора вернулась к своим занятиям и стала еще более прилежной ученицей доктора Олливента. К ней возвращалась ее старая любовь к музыке и она по вечерам пела и играла для двух своих друзей, играла романтичные вальсы и ноктюрны в то время как доктор читал. Часто она сидела за пианино на верхнем этаже, в своем «гнездышке», где всегда были свежие цветы и новые книги, принесенные внимательным доктором.
— Флора, — сказал доктор Олливент в один из апрельских вечеров, когда они сидели в сумерках после обеда, — Флора, вы знаете, что вы очень богатая женщина? Я никогда раньше не решался заговаривать с вами на эту тему, но вы должны знать, что обладаете приличным состоянием.
— Я знаю, что папа был очень богат, — ответила она, — но я никогда не думала о деньгах со дня его смерти. Мне нравилось тратить их, когда он давал их мне. Я не могу представить себе, что его смерть сделала их моими.
— Все же вы должны знать, что ваш папа оставил вам шестьдесят четыре тысячи фунтов. Он увеличил свой капитал, вкладывая деньги в предприятия Маравилла. Четырнадцать тысяч я оставил там же, а остальные перевел в консоли. Были небольшие расходы, связанные с переводом, но как ваш опекун я решил, что большая часть ваших денег должна быть надежно защищена землей. Общий ваш доход теперь составляет более двух тысяч фунтов в год, что дает возможность удовлетворить любой каприз, который может возникнуть у вас. Вполне возможно, что жизнь в этом доме отличается от той жизни, которую вы могли выбрать для себя. Вы могли бы попутешествовать, посмотреть мир, завести себе новых друзей, войти в общество. Вы можете удовлетворить любое свое желание, у вас достаточно средств для того, чтобы осуществить все это. И я уверен, что все ваши желания будут не лишены здравого смысла.
— Умоляю, не говорите так, — сказала Флора, — как я могу путешествовать без папы? Какое удовольствие я смогу получить, когда его нет рядом?
Она вспомнила то, как она и Уолтер планировали, сидя в саду, свой медовый месяц: на цветущих островах Греции, под голубым небом и рядом со сверкающим морем, именно так и говорил Уолтер. И все это время он обманывал ее, малодушно уступая желанию отца, а в сердце любя другую женщину.
«А что было бы, если бы я вышла замуж и узнала об этом после!» — подумала она. И по сравнению с тем страданием, которое бы она испытала, безвременный уход Уолтера показался ей весьма милосердным.
— Моя дорогая, — сказал доктор своим мягким покровительственным тоном, — вы думаете, я хочу, чтобы вы провели жизнь вдали от нас? Для меня и моей матери большое счастье, что вы живете здесь. Наш дом преобразился, как только вы вошли в него. Не правда ли, мама?
— Да, конечно, это так, Гуттберт, хотя где вы, там и мой дом, — ответила миссис Олливент. — Вы стали так дороги мне, что я едва ли могу представить себе, как смогу обходиться без своей приемной дочки, — добавила она, ласково поглаживая по голове Флору, сидящую на маленьком стуле рядом с ней и прильнувшую к ее коленям.
— Но я не хочу покидать вас, мама, — сказала Флора, в последнее время, именно так она начала называть ее. — Это очень мило со стороны доктора Олливента, что он заботится о моих деньгах. Я, наверное, могу их очень быстро и бестолково потратить, если только он не научит меня правильному обращению с ними.
