Бренда Джойс - Невероятное влечение
Александра была немного бледной, но в целом выглядела лучше, чем вчера, когда только оказалась в этом доме. Она даже осторожно подумала о том, что чувствовала себя почти хорошо. С другой стороны, как можно было чувствовать себя хорошо, если Клервуд силой забрал ее с постоялого двора, а потом привез в свой дом — точно так же, против воли?
Александра дрожала, ее сердце учащенно билось. Сосредоточенно глядя в зеркало, она заметила позади своего отражения великолепную комнату. Стены были окрашены в светлый мятно‑зеленый цвет, на них выделялась розовая и золотистая лепнина. Кровать с четырьмя стойками, на которой так блаженствовала Александра всю ночь, была скрыта балдахином, постельное белье золотистого и темно‑зеленого, как мох, оттенков идеально сочеталось с окружающей обстановкой. Камин украшала гипсовая лепнина кремового цвета, перед ним стоял диван с цветочной обивкой. Маленький обеденный стол и два стула располагались у окна, за которым виднелся балкон с другими столом и стульями. На другом конце комнаты Александра заметила маленький старинный письменный стол, на котором выделялись ваза с цветами, пачка пергаментной бумаги, чернильница и гусиное перо.
Сердце Александры зашлось в неистовой пляске. Эта спальня была самой красивой комнатой, которую ей только доводилось видеть, и являла собой разительный контраст с захудалым жильем на постоялом дворе мистера Шумахера. И все‑таки Александра не могла воспользоваться гостеприимством герцога. Но как она могла сказать ему это? Клервуд казался настоящим стихийным бедствием, неудержимым и мощным, и он явно не собирался уступать. Кроме того, Александра никак не могла понять, почему герцог привез ее сюда.
Неужели он чувствовал себя виноватым — после всего, что произошло?
К горлу подступила тошнота. Александра помчалась в ванную, где ее вывернуло наизнанку, а потом, измучившись, рухнула на колени и зажмурилась от страха. Теперь, после этого характерного утреннего приступа тошноты, сомнений почти не оставалось. Она носила под сердцем ребенка Клервуда. Рождение сына или дочери стало бы замечательным, счастливым событием. Но ужас, в который пришла Александра при мысли о гневе герцога, заставил ее сжаться в комочек. Она из последних сил пыталась не разрыдаться. Александра любила бы своего ребенка — если, конечно, он и в самом деле появился бы на свет, но в таком случае она была бы привязана к герцогу навсегда.
Она вытерла мокрые глаза и встала. Клервуд не должен узнать об этом — никогда. Александре не нужно было долго раздумывать, чтобы понять: герцог будет в ярости и обязательно решит, что беременность — часть ее хитрой игры, ловушки, в которую она собирается заманить его, заставив жениться. В сознании мелькнул и еще худший сценарий: герцог будет настаивать на том, что позаботится о ней и ребенке, будет содержать их. Александра не хотела его подачек. О нет, она не собиралась превращаться в содержанку!
Но теперь будущее представало еще более пугающим, чем прежде. Ах, как бы ей хотелось вернуться домой, в Эджмонт‑Уэй!
Александра распахнула дверь, удивилась, увидев в коридоре свои сумки, и медленно стала спускаться вниз. Напряженность сковала все тело, спина, казалось, одеревенела. Александра не знала расположения комнат, поэтому направилась к парадным дверям, молясь про себя, чтобы ей удалось выскользнуть из дома незамеченной. Но стоило гостье приблизиться к холлу, как в коридоре возник Клервуд, преградивший ей путь.
Герцог был одет в темный короткий сюртук‑визитку, под которым проглядывали красивая изумрудно‑зеленая рубашка и рыжевато‑коричневые брюки. Едва заметные тени залегли под его глазами.
— Доброе утро. Надеюсь, вы хорошо спали.
Судя по виду Клервуда, сам он спал не слишком хорошо.
Его большая фигура, от которой так и веяло мощью, занимала почти все пространство узкого коридора. Александра была встревожена тем, что столкнулась с ним сразу же после того, как спустилась вниз, — словно он нарочно поджидал ее.
— Я спала очень хорошо, — вымучила она ответ, чувствуя, как нарастает волнение в душе. — Вы сами видите, что все в порядке, ваша светлость.
— Вы очень бледны. Заболели? — отрывисто спросил герцог.
— Нет, я прекрасно себя чувствую, — пролепетала Александра, стараясь не думать о ребенке, которого она, вероятно, ждала.
Похоже, Клервуд размышлял сейчас именно над этим.
— Прошлым вечером вы отказались от ужина, — сказал он после долгого молчания.
— Я заснула.
Твердая линия его рта, казалось, смягчилась.
— Я так и подумал. Я собираюсь позавтракать. Пожалуйста… — Клервуд вдруг взял ее за локоть.
Александра резко отпрянула.
— Что вы делаете? — возмутилась она, и в голосе ясно зазвучало отчаяние.
Его глаза с подозрением сузились.
— Я лишь хочу проводить вас в комнату для завтраков, мисс Болтон.
Александра умирала с голоду, но, несмотря на это, отрицательно покачала головой:
— Думаю, мне лучше прогуляться.
Она снова заторопилась к двери, но герцог схватил ее за руку, заставив повернуться к себе.
— Вы — моя гостья, — мягко сказал он. — А у меня нет привычки исключать гостей из числа присутствующих во время моей трапезы.
Дрожь охватила тело Александры, ее сердце ухнуло. Бедняжке так хотелось, чтобы Клервуд позволил ей уйти, чтобы его тон не был таким нежным и обольстительным, чтобы этот соблазнитель был хотя бы наполовину менее красивым — а еще чтобы его прикосновения не вызывали томительного, страстного желания вновь оказаться в его объятиях… С ним было бы так безопасно, так спокойно, будто в глубокой, надежно защищенной от всех ветров гавани после бурного морского шторма. Но этот мужчина не был безопасен. Александра понимала, что находиться с ним рядом — большой риск, особенно сейчас.
— Меня уж точно нельзя назвать вашей гостьей.
Его брови удивленно приподнялись.
— Напротив: вы, безусловно, моя гостья.
Втянув воздух ртом, она с усилием произнесла:
— Вы похищаете всех своих гостей, ваша светлость? Потому что, насколько я помню, вчера меня грубо схватили и запихнули в карету против моей воли.
— Прошу прощения, если я был груб. Но я не мог позволить вам и дальше оставаться в той дыре.
— Это не оправдание.
Рот герцога задумчиво изогнулся.
— По всей видимости, нет. В сущности, вы правы. Мне следовало убедить вас поехать со мной по собственному желанию. Но теперь это уже не имеет значения. Вы, совершенно точно, моя гостья.
Александра вздрогнула.
— Полагаю, это лучше, чем быть вашей заложницей.
