Виктория Холт - Дьявол верхом
– У вас высокие требования, – заметил граф. – Очевидно, учительница не может обойтись без того, чтобы не устроить своему поклоннику экзамен.
– Возможно, и так. И, возможно, учительница – неподходящая жена для человека, проведшего жизнь в поисках новых любовных приключений.
– А по-моему, она самая подходящая жена для него. Послушайте, давайте прекратим всю эту ерунду. Я найду священника, который обвенчает нас через несколько дней.
– Мне нужно время, – настаивала я.
– Вы разочаровываете меня, Минель. Я думал, что вы тоже любите приключения.
– Вот видите – я права. Вы уже мной разочарованы.
– Лучше я буду разочарован вами, чем доволен какой-нибудь другой женщиной.
– Это просто нелепо!
– Разве так разговаривают со своим супругом и повелителем?
– Уверяю вас, что мой гордый дух не потерпит никаких повелителей. Так что мне следует хорошенько подумать, прежде чем очертя голову решиться на брак, который может стать бедствием.
– Это будет весьма увлекательное бедствие.
– Лучше избегать всяких бедствий – даже увлекательных.
– Вы просто очаровываете меня!
– Не могу понять, почему. Ведь я никогда с вами не соглашаюсь.
– Слишком много людей со мной соглашаются или притворяются, что делают это. Такое может наскучить.
– Не сомневаюсь, что несогласие вскоре также вам наскучит и будет раздражать куда сильнее.
– Испытайте меня, Минель! Послушайте, любовь моя. У нас мало времени. Предместья готовятся восстать. Они уничтожат нас. Давайте же наслаждаться жизнью, пока это возможно.
– Что бы нас ни ожидало, я должна подумать, – настаивала я.
Граф просидел около моей кровати еще некоторое время. Мы мало говорили, но само его молчание было умоляющим. Я уже колебалась и была готова сказать: "Хорошо! Давайте поженимся и будем хоть немного счастливы вместе", но не могла забыть прогулки и разговоры с Джоэлом, а больше всего – маму.
– А вы послали в Грасвиль сообщение о том, где я? – внезапно спросила я.
Граф ответил, что позаботился обо всем.
– Благодарю вас. А то они начали бы беспокоиться.
Я закрыла глаза, ощущая желание спать. Мне хотелось подумать, но мои мысли могли привести меня все к тому же мучительному вопросу.
* * *Было 14 июля – эту дату во Франции никогда не забудут. Я уже чувствовала себя хорошо, и хотя моя рука все еще была перевязана, рана начала заживать.
Предыдущий день был жарким и душным. В Париже царило спокойствие, но меня не оставляло ощущение, что город подобен притаившемуся зверю, готовому к прыжку.
Я чувствовала постоянное напряжение. За короткое время на мою жизнь уже дважды покушались. Такие испытания всегда оставляют шрамы.
Мне хотелось побыть одной. В таком настроении я набросила легкую накидку и вышла из дома. Проходя по узким улицам, я ощущала на себе косые взгляды. Прохаживающимся взад-вперед королевским гвардейцам было явно не по себе. Издалека доносилось пение.
Кто-то схватил меня за руку.
– Минель, вы с ума сошли!
Это оказался граф. Он был скромно одет в коричневый плащ и высокую шляпу с полями, такую же, как я видела на Периго. Из осторожности люди старались не выходить на улицу хорошо одетыми.
– Вам не следовало покидать дом. Я искал вас и понял, что вы пошли в сторону Нового моста по набережной Орлож. Мы должны сейчас же возвращаться.
Он оттащил меня к стене, так как мимо проходила группа молодых людей – очевидно, студентов. Их крики заставили меня содрогнуться:
– A bas les aristocrates! A la lanterne![79].
Мы быстро пошли назад. Я вся дрожала – не за себя, а за графа, понимая, что, несмотря на простую одежду, в нем можно безошибочно признать аристократа.
Прежде чем мы добрались до предместья Сент-Оноре, весь Париж, казалось, превратился в ад. На улицах слышались вопли. Толпы народу бегали туда-сюда, крича:
– A la Bastille![80].
– Они идут к тюрьме, – сказал граф. – Боже мой! Кажется, началось.
До Сент-Оноре нам удалось дойти благополучно.
– Вы должны немедленно уехать из Парижа, – заявил граф. – Оставаться здесь небезопасно. Скорее переодевайтесь и спускайтесь к конюшне.
Я повиновалась. Граф с нетерпением ожидал меня там. Он давал распоряжения слугам, чтобы они покидали дом, но не все сразу, а постепенно, не привлекая внимания.
Граф и я поехали в Шато-Сильвен и прибыли туда вечером.
– Как видите, вы опоздали с вашими раздумьями, – печально сказал мне он, когда мы стояли в холле. – Революция началась. Вам следует, не теряя времени, возвращаться в Англию. Ради Бога, не говорите по-французски, ибо толпа может принять вас за француженку и врага народа.
– А что будет с вами? Вы тоже поедете в Англию?
Он покачал головой.
– Это только начало. Кто знает, быть может, еще есть время спасти рушащийся режим. Не мне покидать тонущий корабль, Минель. Для меня здесь есть работа. Я вернусь в Париж, повидаю короля и его министров. Возможно, еще не все потеряно. Но вы должны сразу же уезжать – это моя первейшая забота.
– Вы имеете в виду… оставить вас?
На миг в его лице появилась такая нежность, что оно показалось мне незнакомым. Граф привлек меня к себе и поцеловал в голову.
– Глупышка, – промолвил он. – Вы слишком долго раздумывали, Минель. Теперь нам придется расстаться. Вам нужно ехать, а мне – оставаться.
– Тогда я тоже останусь, – заявила я.
Он покачал головой.
– Ни в коем случае.
– Значит, вы меня отсылаете?
Граф с минуту колебался, и я ясно видела борьбу эмоций на его лице. Он знал, что если я останусь, то соглашусь даже стать его любовницей, потому что в отчаянной ситуации, когда смерть подступает к дверям, люди цепляются за все, что может предложить жизнь. Но если бы я осталась, то подверглась бы опасности.
– Я немедленно начну приготовления к вашему отъезду, – твердо произнес граф. – Периго доказал, что ему можно доверять. Он отвезет вас в Кале, и вечером вы покинете замок.
Вот как все кончилось. То, что я не могла решить, за меня решила революция.
* * *Стемнело. Я готовилась к отъезду. В конюшне меня ждали лошади. Граф сказал, что мое отбытие должно произойти как можно более незаметно.
– Мне не будет покоя, пока вы здесь. А под охраной Периго у вас немалый шанс спастись. Помните, не говорите по-французски без крайней необходимости. Подчеркивайте свою национальность – это вам поможет. Народ настроен не против иностранцев, а против своих же соотечественников.
