Мой грешный муж - Миа Винси
Если у нас будет ребенок, то это будет твой ребенок, а не мой. Я не хочу иметь к этому никакого отношения.
А, может, и нет.
В самые мрачные моменты она думала, что, как только он уедет, станет лучше. По крайней мере, тогда она избавится от этого страха, который был хуже тошноты и усталости, потому что страх боролся с надеждой, и эта борьба терзала ее. По крайней мере, тогда ее сердце было бы разбито сразу, а не разбивалось бы с каждым днем все больше.
ОДНИМ СОЛНЕЧНЫМ УТРОМ, почти неделю спустя после разговора с акушеркой, Кассандра сидела в эркере своей гостиной на первом этаже, шила одежду для малыша, и спорила сама с собой, когда, подняв глаза, увидела Джошуа, который шел через сад к ее окну, перекинув сюртук через плечо.
Все в ней замерло, кроме бешено колотящегося сердца и дрожащих рук. Сегодня. Сегодня.
Конечно, она принимала это решение каждое утро в течение нескольких дней, но каждый вечер, когда она видела его, слова застревали у нее в горле.
«Но я должна», — подумала она, пожирая его глазами, боясь, что это будет в последний раз. Если я и не могу удержать его, то я сохраню хотя бы эти воспоминания: его лицо, обращенное к солнцу, улыбка, играющая на его губах, вихрь энергии, когда он двигался легкими, мощными шагами.
Внезапно она не могла это больше выдерживать, но прежде чем успела спрятаться, он заметил ее, сидящую у огромного открытого окна, всего в нескольких футах над ним.
— А, прекрасная принцесса! — окликнул он, останавливаясь и снимая шляпу. — Ты занята?
— Ничего важного.
Она неуклюже сунула шитье в рабочую корзинку и выдавила из себя улыбку.
— Оставайся там, я сейчас приду, — сказал он, отворачиваясь.
— Не понимаю, зачем тебе тратить время на то, чтобы идти к двери, — крикнула она в ответ. — Было бы эффективнее просто залезть в окно.
Он ухмыльнулся. Возможно, это был последний раз, когда она видела, как он улыбается.
— Миссис Девитт, а вы гений.
Одним прыжком он вскочил на подоконник и застыл там, освещенный дневным светом. Образ мужественности и силы, за который можно держаться, о котором можно вспоминать, когда он уйдет.
— О боже, — сказала она.
— Я произвел на тебя впечатление? Скажи, что я произвел на тебя впечатление. Я обожаю производить на тебя впечатление.
— Я безмерно впечатлена.
Она соскользнула с подоконника, думая о своей корзинке для шитья и бумагах на столе, наблюдая, как он спрыгнул и бросил сюртук на стул.
— У меня был очень интересный разговор с мистером Ридли, — сказал он, поворачиваясь к ней лицом. — Вместе мы были просто великолепны. Наш мост будет крепче и долговечнее любого другого моста в истории Уорикшира. О, и я познакомился с миссис Кинг — ты ее знаешь?
— Она акушерка.
— Верно. Я рассказал ей о парне, которого мы встретили в Лондоне, который считает, что болезни передаются через воду, и она сказала, что, по ее мнению, это правильно, что бы там ни говорили модные врачи. Более того, она говорит, что ее тошнит от модных докторов, рассказывающих ей о вещах, в которых они ничего не смыслят, например, о женском теле — говорю тебе, я так сильно покраснел.
— Ты ничего подобного не делал.
— Так что, я думаю, мне следует пригласить этого доктора и узнать, что ему нужно, потому что, если он прав, мы могли бы спасти жизни всех этих людей. Что ты думаешь?
Он закружил ее в безумном импровизированном вальсе. Она обвила руками его шею и крепко прижалась к нему. Может быть, прежде чем она скажет ему об этом, они могли бы еще раз заняться любовью. В последний раз.
— Я думаю, что ты делаешь мир лучше, — сказала она и поцеловала его.
Это должен был быть простой поцелуй, но он превратил его в нечто более продолжительное, и когда они прервали его, у нее перехватило дыхание. Он улыбнулся ей в губы.
— Мне нравится, когда ты целуешь меня первой, — сказал он.
— Мне нравится, когда ты запрыгиваешь в окна.
— Я бы запрыгнул в любое окно в мире, если бы это принесло мне один из твоих поцелуев.
Тогда она тоже улыбнулась. Он действительно заботился о ней. Она была важна для него. Ему здесь нравилось. Он жаждал встречи с ней. Он начинал понимать, что Санн-парк — это его дом, а она — его жена.
Она напрасно беспокоилась. Все будет хорошо.
— Ты помнишь тот первый день, когда мы встретились, я имею в виду, тот день в Гайд-парке, — сказала Кассандра. — Знаешь, что я о тебе подумала?
— Что я был невыразимо груб и мне стоило бы побриться?
— И это тоже. Но в тебе было столько энергии, что я вообразила, будто в тебя ударила молния и что эта молния все еще мечется внутри тебя. И самое приятное, что, когда я с тобой, эта молния проскальзывает и внутрь меня.
Он замер на слишком много ударов ее бешено колотящегося сердца, а затем обхватил ее за ягодицы и притянул к себе.
— Что ж, Кассандра, если ты хочешь, чтобы я был внутри тебя…
— Ой! Ты!
Он изобразил невинность.
— Что? Почему виноват я, когда именно ты говоришь шокирующие вещи?
Его прикосновения и поддразнивания разожгли в ней желание, сила которого удивила ее, учитывая, что она уже была беременна. И все же это желание еще и раздражало, потому что она знала, что он делает: он использовал его, чтобы спрятаться.
Он уже убегал.
— Я хочу тебе кое-что показать, — прошептала она, неохотно высвобождаясь из его объятий.
— Миссис Девитт! День на дворе.
— Тише!
Она подвела его к столу, где оставила планы дома. Ее руки были неловкими, когда она их разглаживала, а во рту пересохло. Подумать только, когда они впервые встретились, ей было все равно, что он думает, и она говорила все, что ей заблагорассудится!
Каким-то образом ей удалось развязать язык, чтобы заговорить.
— Я предлагаю несколько изменений в доме, чтобы отразить перемены в семье.
Она указала пальцем, надеясь, что он не заметит, как он дрожит.
— Вот это крыло; мы им не часто пользуемся. Я подумала переоборудовать несколько комнат в квартиру для мамы. Это недалеко от огорода и ее винокурни, так что она может выращивать зелень и иметь свой собственный огород. У нас нет вдовьего дома, но так она сможет уединиться, но одновременно быть с нами.
Он ничего не сказал, изучая бумагу и задумчиво поджав губы.
— А
