АНДРЕЙ ВАЛЕРЬЕВ - ФОРПОСТ – 4
– А это я тут уголь грузить помогал.
– Горе ты моё, – Аня сошла с корабля и принялась оттирать брату лицо. Платок немедленно превратился из белоснежного в тёмно-коричневый, но достигнутый результат, похоже, женщину удовлетворил. – И когда уже женишься?
Ваня замялся.
– Да я…
– Как ОН?
Улыбка сползла с лица Ивана. Даже ярко-голубые глаза налились тяжёлой тёмной синевой.
– Плохо. Док меня к НЕМУ не пускает. Вообще никого к нему не пускают. Только врачи…
Брат и сестра стояли на корявых досках старого пирса, держали друг друга за руки и не видели ничего вокруг. Потом женщина уткнулась в широченную грудь младшего брата и зарыдала в полный голос. Иван печально приложился грязной щекой к ослепительно светлым волосам на макушке Ани и крепко обнял сестру.
Сергей вздохнул и выразительно посмотрел на нянек.
– Детей уведите.
Двадцатипятилетний Иван Маляренко был самым завидным женихом Крыма. Да что там Крыма, каждая мамаша Причерноморья мечтала пристроить свою дочку за этого парня. И дело даже было не в его фамилии, скорее это был минус, а в его деньгах, собственности и личных успехах. Церковь, постаравшаяся как можно сильнее измарать имя его отца, на собственность Ивана Маляренко-младшего замахнуться не посмела. Отчим Ивана, бессменный генерал-губернатор острова, хоть и не имел уже такой абсолютной власти как раньше, но фигурой был чрезвычайно влиятельной и попам он был не по зубам. Говорят, что сам Патриарх Филипп, человек не менее влиятельный и авторитетный, остерегался связываться с военной властью Крыма. А уж если сюда приплюсовать и маму…
Маму Ваня любил. Он был хорошим сыном. Воспитанным, умным, добрым и отзывчивым. А потому появление в своей жизни нового папы Ваня воспринял спокойно и без истерик, понимая, что так будет лучше для его мамы. Для младших братьев и старшей сестры, которая значила для него так же много, как и сама мама. Папа Олег часто рассказывал об отце, о настоящем отце Ивана, отзываясь о нём, как об очень хорошем человеке.
– Не верь, Ванечка, слухам. Твой отец был умным, добрым и честным человеком…
Ваня кивал головой и слушал, слушал, слушал. Перед его глазами мелькали картинки. Вот его папа в одиночку громит отряд разбойников. А вот, его папа, сам, один (!) строит Севастополь. А ведь город такой огромный! А вот… А вот…
Время шло. Мальчишка рос. Сначала он хотел, как папа Олег, стать военным. Затем, как дядя Геерт – моряком. А потом он увидел, как по небу летит огромная белая птица, на которой сидит человек и навсегда 'заболел' небом.
Иван обнимал сестру и, чувствуя, как она начинает успокаиваться в его объятиях, смотрел на этот пустой и безжизненный берег, где не было ничего, кроме десятка развалившихся глинобитных хижин и в голове его крутилась только одна мысль.
'Мама, как ты могла?'
То, что с мамой что-то случилось, Ваня заметил пять лет назад, когда он вернулся с юга, с докладом о найденной нефти и заложенном посёлке нефтедобытчиков. Сначала Иван думал, что у родителей случилась размолвка, но, к счастью, это оказалось не так. Отчим всё так же боготворил маму и сдувал с неё пылинки. Братья и сёстры, тоже, слава богу, были все живы-здоровы. Иван терялся в догадках, пока до него не дошла история про очередного самозванца.
Тогда, глядя на то, как трясутся руки у мамочки, Ване впервые в жизни захотелось убить. Растерзать самозванца. Голову затопила дикая ярость, перед глазами стояла чёрная пелена, а щёки и губы занемели. Он едва не сорвался на папе Олеге, который решил привести его в чувство. Спасла его мать, оторвав сына от растерявшегося отчима. Тогда тот только и смог пробормотать.
– Папа родимый. Узнаю.
Иван попросил прощения и уехал на юг. В свой посёлок, который он поднимал совместно с Новоградцами.
А два дня назад мама попросила его срочно прилететь домой. Голос из динамика радио был такой встревоженный, что Иван без звука бросил все дела, заправил самолёт и рванул на север. По пути пришлось два раза садиться, чтобы заправить машину. В Новограде и Керчи. И хотя погода стояла неважная – всё обошлось.
А потом мама ему РАССКАЗАЛА.
'Мама, мама… как ты могла!'
Ваня Маляренко, как когда-то давно, в далёком детстве, ища утешения зарылся носом в волосы старшей сестры и заплакал.
– Сын, послушай меня. Я должна тебе что-то сказать, – мама почему-то смотрела сквозь него, – твой отец попал в беду.
– А…
Папа Олег только что лично встретил самолёт Ивана на столичном аэродроме. И выглядел он совершенно здоровым.
– Твой НАСТОЯЩИЙ ОТЕЦ. Иван Андреевич Маляренко.
Дальше всё было как в тумане. Ваня слушал, кивал, но смысл сказанного доходил до сознания с большим запозданием.
Какое Булаево? Максат-ага давно откочевал к Днепру и там заложил Ново-Булаево… Какой посёлок? Весь металл от корабля и самолётов ещё пять лет назад вывезли, там же нет ничего? Какая рация? Какой кабан? Какая охота? Мама!
– Мама! Ма…
– Твоего. Отца. На охоте. Порвал. Кабан. Состояние очень тяжёлое. Док уже там и он говорит…
Таня всхлипнула. Она так и не простила того человека, что сейчас умирал в лачуге на пустынном берегу, но муж, её НАСТОЯЩИЙ муж настоял на том, чтобы всё рассказать детям. Хотя бы старшим детям, которых его бывший друг, Иван Маляренко, качал на руках.
– Ступай, сын! Мне ещё с Анютой разговаривать.
Таня смотрела на своего первенца. Он ведь ни капли не похож на того человека. Только глаза. Глаза и характер. Упрямый и прямой.
Ваня встал, ничего не соображая, чмокнул маму в щёку и, пошатываясь, вышел из комнаты. Уже в дверях его догнало мамино 'прости'.
На берегу Ивана и Анюту встречала невысокая некрасивая немолодая, загорелая до черноты женщина. Лицо её, покрытое густой сеткой морщин, тем не менее, улыбалось.
– Как ты на маму похожа, Анечка.
Анна Иоанновна удивлённо остановилась.
– Я Алина, подруга твоей мамы, Анечка. И вашего папы тоже, – женщина запнулась, – подруга. Это мой младший сын.
Невдалеке, опираясь на костыль, стоял мальчишка лет пятнадцати. Он, его мать и дядя Иван и составляли всё население заброшенного посёлка Булаево. Мальчик приветливо помахал рукой.
– Пойдёмте, я вас провожу. Здесь недалеко, всего два с половиной километра будет. И это… вас доктор зовёт.
Брат и сестра переглянулись и пошли за хромоногим мальчуганом.
Иван шёл, обняв за плечо сестру, и пытался уложить в голове новости, которые вывалили на него за последний день дядя Станислав и дядя Юра. Оказывается, не было никакой Великой Встречи на Мраморном острове. И Великий Договор главы общин подписывали не 'в устье Великой русской реки', а здесь, этих самых сараях. И что мотором и инициатором сближения общин выступал вовсе не Олег Шабельский, а его отец, который все эти пять лет своей жизни прожил здесь, на этом безлюдном берегу. И что 'Беда' – самая старая лодка общины, вовсе не утонула, а всё эти годы исправно возила отца из одного порта в другой. И тот, прежний экипаж отца тоже был здесь. И что именно в этом месте мирились, спорили, ругались и драли друг друга за бороды Игошин, Алексеев, Спиридонов и его отчим. А затем дружно пили и снова спорили до хрипоты. Снова дрались и мерялись у кого хрен крепче. Но именно отсюда и разошлись по всему Причерноморью те реформы, что круто изменили за последние пять лет жизнь и в Крыму и в других местах.