Андрей Валерьев - Форпост - 4

АНДРЕЙ ВАЛЕРЬЕВ

ФОРПОСТ — 4

Часть 1

«Мечта»

— Батя! Осторожно! У них… уй!

Предостерегающий окрик Севки перешёл в сдавленный хрип. Следом одновременно завопили остальные бойцы, шедшие впереди. Кольцов встал как вкопанный.

— Что с ним?

Карабкаться в гору при полном доспехе было очень тяжело. Пот заливал глаза, а сердце било в груди словно молот по наковальне.

«Не мальчик уже. Сорок почти»

Кольцов оттёр пот со лба и всмотрелся в сумерки. Сверху, шумя осыпью камешков и поднимая пыль пятыми точками, скатилась головная пятёрка солдат, тащившая за собой безжизненное тело Всеволода.

— Шухер, батя! У них там пращник. Этот малец пастуховский.

Словно в подтверждение этих слов сверху немедленно прилетел камешек, звонко щёлкнув о валун возле головы Константина Сергеевича. Командир карателей вздрогнул и попылил вниз по склону за остальными своими ребятами. Как виртуозно владеет пращёй двенадцатилетний сын конезаводчика в Новограде знали все.

— Здесь подождём, — Кольцов оглядел своё уставшее воинство, — как он?

— Живой вроде. Голова пробита только. Говорил ему — надень шлем, надень шлем…

Егорша, правая рука Константина Сергеевича был очень расстроен. Они с Севкой не были друзьями, но… единственный медик в Семье… и он умирал.

«Как жалко то, а!»

Долгая погоня за беглецами из Новограда вымотала всех. До предела. Но вот, наконец, когда цель уже была так близка и пять семей мастеровых, удравших неделю назад из пещер вместе с конезаводчиком и угнавших с собой почти всех лошадей, оказались в тупике, случилось неожиданное — эти ублюдки решили дать отпор. При мысли об этом у Кольцова потемнело в глазах.

«Запорю!»

В этот момент он и сам в это верил, хотя в глубине души Костя прекрасно отдавал себе отчёт в том, что ничего он им не сделает. Это была элита Новограда. Промышленная и ремесленная. И с них ему — только пыль сдувать. Кольцов немного остыл и перевёл дух.

«В тюремную их. В кандалы!»

— Егорша, посмотри, где там носильщики?

Первый зам убежал вниз по склону торопить грузчиков из «мужиков «, а Костя снова осмотрел своих ребят. Здесь, возле уступа, ведущего в тупиковую горную долинку, сейчас сидело всего семеро бойцов, включая его. Севка отходил, Егор ушёл вниз. В «обозе» было ещё три бойца конвоя из его Семьи. Да в Новограде нёс караул Димка со своей пятёркой. И всё. Шестнадцать человек. От его Семьи осталась только половина.

Кольцов скрипнул зубами.

— Подождём здесь. Сейчас щиты принесут и тогда мы их тёпленькими возьмём. Отдыхайте по…

Кольцов хотел сказать «пока «, но не успел. Лежащий на земле молодой парень часто-часто задышал, заскрёб ногтями каменистую почву и застонал, а потом всё его тело выгнулось в конвульсии, каблуки сапогов прочертили на сухой земле две полосы и Всеволод Никифоров, надежда и светлое будущее военно-полевой медицины Новограда, умер.

На поляне воцарилась тишина. У обессиленных бойцов почти не осталось эмоций. Костя закрыл Севке глаза, пробормотал короткую молитву и устало привалился к огромному валуну. Голова работала сама по себе, отмечая, что на лицах солдат нет ни злости, ни жалости. Только разочарование. И дикое желание послать вообще всё на свете к чертям собачьим и вернуть всё как было.

«Прошлого уже не вернуть»

Кольцов закрыл глаза.

А как всё хорошо начиналось!

Переворот прошёл буднично и без крови. Илья взял всех попов за одно место разом и те даже пикнуть не посмели, а полковничья кодла только блеяла нечто невнятное и за топоры браться не спешила. Кольцов тогда просто поразился — весь Новоград, всё управление держалось ТОЛЬКО на личных качествах двух его правителей. Без них вся система рухнула в один момент. Оставалось только её подхватить и возглавить!

Что они с Ильёй и провернули. А дальше начались неожиданные проблемы.

Во-первых, с отменой сухого закона они, конечно, поторопились. Пьянство захлестнуло город, как вода из прорвавшейся плотины. Ни увещевания попов, ни мольбы женщин — ничего не помогало. Мужики пили. Нет, не так. Они бухали. По чёрному. Две недели.

«Отвели душеньку, идиоты»

За это время с работ в горы смогли сбежать три десятка рабов. И их никто и не подумал ловить!

Кольцов закрыл покрытое грязью лицо руками и тихонечко, чтобы его никто не услышал, завыл.

«Баран, я, баран»

Во-вторых, кто-то из попов всадил новому Владыке в спину арбалетный болт. Кольцов мог поклясться, что ни он, ни его Семья к устранению конкурента на пути к власти никакого отношения не имели. Слишком это было некстати. Рано.

В-третьих, монолитная русская община на поверку оказалась рыхлым и аморфным сообществом с множеством интересов. Правда, один общий интерес у большей части населения имелся. Примерно две трети жителей воротило с души от ежедневных молитв и наглых сытых рож духовенства. Так что после убийства Владыки полсотни «духовных» вдруг резко вспомнили о светской жизни и по-тихому рассосались кто куда. Правда парочка особо упёртых всё же от своих убеждений не отказалась, чем вызвала искреннее уважение и Кольцова и всех прочих.

А потом началось похмелье. Город пошёл вразнос. Люди стали делить и делиться, выясняя кто сколько сделал и кто кому должен. Дружина носилась по пещерам, не успевая успокаивать и утихомиривать. Пришлось ввести наказание плетьми. Ненадолго это помогло.

Осенью, во время сбора урожая, беглые рабы, о которых все успели позабыть, совершили налёт на поля и попытались освободить остальных. Драка вышла чудовищная. Одно слово — бойня. Из трёхсот рабов уйти удалось полусотне. Ещё двести — легли в битве со стражей и набежавшим ополчением. Полста рабов вернули в пещеру. Да и хрен бы с ними, но… в бестолковой и погано организованной погоне за «черными» погибло почти восемь десятков ополченцев. Простых мастеровых русских мужиков. И десяток его, Кольцова, ребят. А эти долболобыохраннички…

Костя скрипнул зубами.

Им здорово повезло, что турки их вырезали ещё там, на кабачковом поле — а иначе б умирать им пришлось долго и очень затейливо.

«Алкашня!»

Делёж в общине приутих — общий враг на время всех сплотил, но… опять вылезло «но «. Рабочих рук в городе резко поубавилось и пришлось на рабские работы выводить СВОИХ. Даже женщин.

И народ побежал. Сначала понемногу, но кружившие вокруг Новограда «партизаны» заставляли уходить людей большими компаниями «по интересам «. Кольцовские ребята и ополченцы метались по долинам и по взгорьям и смогли ополовинить количество беглых рабов, но остальные как сквозь землю провалились. Конечно, была у Кости мысль, что они просто передохли, но надеяться на такое счастье он не смел.

Кольцов делал что мог. Собрал большой Совет. Давал обещания. Угрожал. Заигрывал. Но всё было напрасно — лодка под названием Новоград уверенно шла ко дну. С первыми весенними деньками, когда дождливая зима подошла к концу, лучшие и самые работящие люди общины, недовольные тем, что им приходится кормить кучу дармоедов, стали уходить толпами. Из семисот с лишком человек, живших в городе прошлым летом, к марту месяцу в Новограде осталось, дай Бог, двести. И ещё две сотни сидело в кандалах в рабской пещере.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения Кольцова, было бегство конезаводчика и работников инструментальной мастерской со всеми лошадями и ИНСТРУМЕНТАМИ. Из пещерного склада!

И тогда Костя решил карать.

Снизу послышался шум и пыхтение. Десяток взмыленных пожилых мужчин волокли в гору огромные тюки с палатками, припасами и большими щитами, которые бойцы просто поленились нести лично.

Кольцов открыл глаза и выкинул все мысли из головы.

Носильщики попадали на землю, жадно ловя ртами воздух, а отдохнувшие солдаты похватали щиты и изготовились к бою. Кольцов поднял с земли свой щит — большой, сплетённый из толстых ивовых прутьев и обтянутый толстой шкурой. Весил он немало, но за таким никакой пращник не будет страшен.

— Ладно, бойцы. Осталось немного. Назад на лошадях двинем. И это…

Взгляд Кости упал на тело Севки и потяжелел.

— … все их девки — ваши.

Идти со щитом, в шлеме и в кожаном панцире по горной тропе, забирающей круто вверх было очень нелегко, но сорокалетний Константин Сергеевич не жаловался, а подавая пример остальным, пёр в гору словно танк. По щиту увесисто бахнуло. Причём в район, прикрывающий лицо.

«Меткий, гадёныш»

— Веселей парни. Поднажмите, ни хрена он сделать не сможет.

Парни за спиной хрипя и матерясь, вяло согласились и поднажали.

«Кровь? Севкина»

Чёрный потёк на камнях неприятно кольнул глаз. Кольцов отвернулся и полез дальше, из последних сил держа над головой тяжёлый щит, по которому каждые десять секунд гулко бил очередной камешек.