В СССР геев не было! - Ванда Лаванда
– Лучше нам обсохнуть так, а одежду можно сполоснуть и разложить на скамье, – предложил Миша, снова скинув ведро в колодец.
Даже если у семьи Смирнитских были какие-то правила насчет пользования колодцем или запрета на сушку вещей в неположенном месте, им стоило предупредить их заранее. Теперь же Михаил был настроен только на то, чтобы вернуть себе ощущение комфорта. Хотя бы частично. А это значит, его не волновало, что он может нарушить чьи-то устои, о которых он даже не знает.
Они с Сашей прополоскали одежду, закрыли колодец, а на его крышке разложили вещи, чтобы на скамейку сесть самим. Благо сюда падала тень от пышной яблони. Иногда перекидываясь общими фразами в ожидании, когда высохнет одежда, они не услышали, как к ним кто-то подошел.
– О, я смотрю, вы тут с комфортом устроились, да? – с улыбкой спросил Ярослав, но что-то в его тоне было такое, что Миша сразу почувствовал неладное.
– А то. Как ты там расписывал прелести деревенского отдыха? Солнце, свежий воздух, чистая вода? Тут у нас всего в избытке, – ответил Михаил. Это был их первый разговор за месяц, и как он был далек от того, что представлял себе Миша дома по вечерам. – А ты чего тут?
– Парни захотели остаться на озере до вечера, а я вернулся, чтобы закончить подготовку к праздничному застолью. Галя сказала, что вы здесь, – объяснил Слава.
– Если есть дела в помещении и без собак, я с радостью помогу! – Саша встал со скамейки, потянулся и, проверив свои штаны и майку, принялся одеваться. – Немного влажные, но и так досохну.
– Гале нужны свободные руки, чтобы закончить с готовкой, – кивнул Саше Слава и перевел взгляд на Мишу. – А ты сможешь мне помочь в огороде? Надо закончить кое-что по хозяйству и нарвать зелени для салата.
После того, как Саша ушел, Михаил с Ярославом, наконец, остались наедине. Миша все так же сидел почти полностью голым на скамейке и смотрел на парня снизу вверх. Он не отжимал свою рубашку после того, как прополоскал ее в холодной воде (иначе бы она слишком сильно помялась), так что, конечно, она не высохла. Поэтому он не топился одеваться.
– Как дела? – Слава задал самый глупый вопрос из возможных, так что Миша разрешил себе не отвечать на него.
Молчание затягивалось, и было очевидно, что Ярослав больше не станет проявлять инициативу.
– У тебя довольно специфическая семья. Строгие родители, властные братья… И закостенелый взгляд на жизнь, – осторожно высказался Михаил и добавил: – А я и не знал, что ты из тех, кто смеется над чужими мечтами.
– Чего? Ты о чем?
– О Гале.
– Что за бред? Я никогда не смеялся над ней! – Ярослав надул губы, нахмурился и скрестил руки на груди.
Вместо того, чтобы как брат упереть руки в бока и казаться шире и больше, Слава, наоборот, инстинктивно старался занять поменьше места. Миша поморщился. Мысль о том, что его любимый не чувствует себя в безопасности рядом с ним, неприятной иглой уколола где-то в груди, в районе сердца.
– Значит, ты передашь ей книги от меня? У меня есть знакомые в медицинском, так что постараюсь достать как можно больше учебников и литературы.
– Правда? Она рассказала тебе о том, что хочет стать врачом? – Слава взлохматил ладонью волосы на макушке и плюхнулся на скамейку рядом с Мишей, прижимаясь к нему вплотную. – И как только тебе удалось так быстро втереться к ней в доверие?
– Никуда я не втираюсь, а просто слушаю и разговариваю.
– Ну да, я помню, как ты со мной поговорил в первый раз, в пельменной…
Они замолчали. Но теперь это была спокойная пауза в разговоре. Напряжение между ними, накаляющееся, когда они общались друг с другом в обществе других людей и были вынуждены скрывать свои отношения, тут же пропадало, стоило им пять минут побыть наедине.
Если бы только они могли быть открытыми. Если бы только им можно было смотреть друг на друга и не бояться, что кто-то догадается, что они не только друзья-приятели. Если бы только в обществе было позволено таким, как они, держаться за руки, целоваться, обниматься, как и другим парочкам… То и проблем в их отношениях стало бы в разы меньше.
– Я соскучился, – едва слышным шепотом признался Миша и положил руку на колено Славе, который был в шортах, так что контакт кожа к коже послал сноп искр по позвоночнику.
Ярослав на несколько секунд положил свою ладонь сверху, но потом убрал руку Миши и отодвинулся на другой край скамьи.
– Не сейчас. Не здесь. Боря или Гена… – Слава хрипло кашлянул, на миг представив реакцию своих братьев, если они застанут его в объятиях другого парня. – Кто-нибудь из моей семьи в любой момент может притащиться за чем-нибудь сюда.
Михаилу не требовалось объяснять, насколько важна была конспирация в их ситуации. И когда он соглашался приехать на день рождения Славы в его родной дом, он знал, что не сможет прикоснуться или поцеловать. Но хотелось всё равно. Ему же всё-таки только двадцать два года: скачут гормоны, а постоянное желание тактильного контакта еще больше усугубляет ситуацию.
– Ладно. Я понимаю. У нас будут возможности, когда ты вернешься на учебу.
– Вот вы, городские, думаете, что у нас в деревне, кроме коров и посмотреть не на что? – преувеличенно жизнерадостным голосом заговорил Слава. Ему послышалось, что скрипнула калитка, но в саду так никто и не появился. – А у нас, между прочим, сделали качели. И не просто дощечку на веревочке, а как в парке аттракционов – лодочки.
Слава встал и словно случайно взлохматил влажные волосы Миши. Обычно тот не любил, когда его прическу портили, но сейчас ему было все равно. Главное, что его любимый к нему прикоснулся.
– Сбежим туда, когда все напьются, – шепнул Ярослав, до того, как снова стал громко рассказывать Мише про особенности прополки моркови и когда лучше пасынковать помидоры, пока тот одевался и делал вид, что садоводство хотя бы капельку ему интересно.
Время до праздника тянулось медленно, но потом, как будто в один миг, дом и внутренний двор Смирнитских наполнились людьми, которые оживленно беседовали, во что-то играли, как дети, но при этом постоянно прикладывались к алкоголю, как взрослые.
Михаил, к своему удивлению, неплохо проводил время, хотя Саша, в обществе которого было комфортнее всего, старался побольше времени
