Вера - Алиса Клима
Другие заключенные уже в темноте в свете прожекторов чистили плац деревянными уборочными лопатами, снимая пласты окровавленного снега. Теплая кровь проникла в него местами на несколько сантиметров. Багряный снег был свален за ворота лагпункта. Кровь разных по цвету, полу и вероисповеданию людей смешалась в куче, ничто не мешало мертвым пребывать рядом в согласии и покое.
В бараках было еще тяжелее. Ларионов сначала пришел в мужской, где теперь появилось много свободных мест. Раненые были сгруппированы на нижних вагонках. Несколько женщин помогали делать перевязки. Бинтов не хватало, поэтому пришлось перевязывать разорванными тряпками. Женщины быстро понаделали бинтов из имевшихся белья и рубах, оставленных хозяевами, чьи тела теперь покоились на заднем дворе, уже окоченевшие, как мороженая рыба. Другие вещи быстро распределялись между оставшимися в живых заключенными. Всем распоряжались урки.
Затем Ларионов прошел в первый барак. Женщины более тщательно подошли к организации процедур по устранению постигшего их бедствия. Раненые были сгруппированы поближе к печке. Окровавленные тряпки полоскали в тазу с горячей водой. Вещи убитых заключенных сортировались под руководством Клавки. Ценные вещи с записками складывались отдельно и прятались от обыска, который мог произойти в любой момент. Другие бытовые принадлежности и одежда также распределялись Клавкой.
Лариса лежала на вагонке и дрожала. Рана ее сильно болела, но не была опасной. Балаян-Загурская, Ирина, Инесса Павловна, Урманова и монахини занимались ранеными и хозяйством, уцелевшие женщины приводили себя в порядок. В бараке слышался плач. Мать Ефимия ходила между рядов, не обращая внимания на вошедшего Ларионова, и молилась с лицом человека в глубоком трансе.
Ларионов окинул барак взглядом. Ирина поднялась ему навстречу.
– Все под контролем, раненые в порядке. Я думаю, никого больше не надо везти в Сухой овраг. Хотя завтра будет яснее. Мы уже расписали дежурство, – быстро говорила она. – Главное, чтобы ни у кого не начались нагноения ран. Йод закончился. Нужна ваша водка…
Ларионов не мог произнести ни слова. Он смотрел на нее, не в силах скрыть радости оттого, что она уцелела, восхищенный ее мужеством. Он кивал, и Ирина видела в его глазах и волнение, и радость, и горечь, и стыд за происшедшее.
– Их много? – тихо спросила она.
Ларионов кивнул. Их было слишком много.
Ирина опустила глаза. Он смотрел на нее с печалью. Что могла она теперь чувствовать к нему? Смертоубийство лишь увеличивало пропасть между ними. Но она вопреки его ожиданиям держалась с ним тепло.
Ларионов думал о том, как ей было страшно сегодня, и он не мог ее защитить. И думал о том, что она не сбежала. Не смогла. Это и радовало, и печалило. Ему хотелось сжать ее в объятиях и не выпускать. Но это было невозможно.
– Григорий Александрович, – решилась спросить она, – вы позволите заключенным проститься с друзьями?
Ларионов сел на вагонку, снял фуражку и расстегнул горловину гимнастерки.
– Присядь, – сказал он устало.
Ирина присела рядом с ним. Ларионов вздохнул.
– Я не знаю, как объяснить, – начал он, и она видела, что этот разговор стоил ему мучений. – Я не могу позволить всем прощаться, как на публичных похоронах. Если это дойдет до центра, может пострадать еще больше народу.
Последние слова он говорил совсем тихо.
– Ты не представляешь, что я пережил сегодня, услышав пальбу, – вдруг признался он. – Думал, я больше никогда не увижу…
Ларионов запнулся. Ирине показалось, что его душат слезы.
– Я не могу подвергнуть нас еще большему риску. Ситуация очень серьезная. Возможно, ты никогда не простишь меня, но похорон не будет.
Ирина молчала. Она знала, что он прав.
– Вы ни в чем не виноваты, – промолвила она. – И вас не за что упрекать в том, что произошло.
Ларионов поднял на нее глаза. Неужели она понимала его? Неужели не судила? Он некоторое время молчал.
– Но вот что я могу сделать, – сказал он. – Определите в Комитете трех представителей. Они будут участвовать в захоронении и в процессе сделают то, что следует. Я знаю, что людям это важно.
Ирина внимательно смотрела на него. Он сказал «трех». Это могло означать только одно: трех от каждой конфессии. Ирина чувствовала, что это было больше, чем он мог сделать для них. Она хотела осыпать его благодарностью, но не могла.
– Хорошо, – ответила она сдержанно. – Так будет лучше.
Ларионов посмотрел на нее с почтением. Тут он вдруг спохватился и стал искать по карманам записку Ирины, которую ему сунула Федосья. Он вынул клочок бумажки, развернул его и быстро прочел.
– Что это? – спросил Ларионов.
Ирина дерзко вырвала записку у него из рук и бросила в топку.
– Ничего, – взволнованно ответила она. – Пустяки.
– Что я должен был найти? – спросил он, и впервые за этот день на лице его промелькнула улыбка. – Я хочу знать, или я сам открою.
Ирина побледнела.
– Я и не сомневалась в том, что в вас нет ни капли уважения ко мне, – резко сказала она. – Ищите.
Ларионов ласково смотрел на нее.
– Я не ищейка, моя милая, – усмехнулся он. – Но я думал, что ежели я удостоился твоего доверия – что следует из записки, – я могу знать.
– Нет, – отрезала Ирина. – Это была крайняя мера.
В это время к ним подсела измотанная Клавка.
– Григорий Александрович, народ пайку весь день не получал! Прикажите раздать пайку. И за убитых, – добавила она смело.
Ларионов встал с вагонки.
– Клава, пайки выдадут. А вот пайки убитых распределят для раненых по двойной норме. С остальным посмотрим. Как поняла?
– Так точно, – вяло ответила Клавка.
Ларионов кивнул и вышел из барака. Женщины тут же подсели к Ирине.
– Ну, что он тебе говорил? – спросила Инесса Павловна.
– А список где? А завтра что будет? А хоронить-то где будут? А с корешами-то проститься можно? А пайку когда дадут? – интересовались люди.
Ирина оглядела народ.
– Тихо, – сказала она. – Слушайте. Прощания не будет. Но Комитет должен определить троих, кто от нас простится с убитыми товарищами. Клава, я думаю, ты скорее по своим каналам решишь это с мужиками. Пайка будет. Что со списком – не знаю…
Ирина растерла лицо, мельком бросив взгляд на нары Варвары: на ней остался лежать ее гребень, которым она еще недавно расчесывала волосы, подбадривая женщин. Она хотела растить внуков. Вот и нет Варвары. Просто и страшно.
Заключенных
