Юджиния Райли - Ангельский огонь
Ролан все это время переживал прошедшие события. Он не мог заставить себя просить у нее прощения за случившееся в день рождения Жюстэна. Он продолжал проигрывать их спор накануне родов и не мог забыть, как она сказала, что покинет его, если он не извинится перед Жаком и Бьенвилем. Он понимал, что она была права. Она была все время заботливой женой, но в порыве откровенности высказала все. В конце концов, ведь никто не спрашивал ее согласия на брак. Он был навязан ей. Когда они жили в Новом Орлеане те несколько недель, он боялся, что ослепительный мир креольского общества и опера завлекут ее. Почему бы ей не воплотить в реальность свои мечты? Он только диктовал ей, не доверяя. И, в конечном счете, он подавил ее. А сейчас он не имел права ее удерживать. Она никогда по-настоящему не принадлежала ему. Он знал также, что единственный способ удержать ее — это дать ей свободу, независимо от того, насколько сильно он желал, чтобы рядом с ним были жена и сын. Он знал, что она горда и в любую минуту может уехать от него… В конце концов он решил, что сам предложит ей поехать в Новый Орлеан. Он молился, чтобы не встать у нее на пути… Если уж она уедет, то так тому и быть. Он не вправе ее винить, все происшедшее заслужено им самим.
В один из дождливых сентябрьских дней он вошел в спальню к Анжелике. Она сидела в кресле-качалке и выглядела очень красивой. Он кашлянул, и когда Анжелика повернулась, ее лицо осветила улыбка.
— Малыш в прекрасной форме, — сказал он.
— Да, и с каждым днем требует все больше. Каждый раз, когда я его кормлю, чувствую себя выжатой. У него отличный аппетит.
Ролан еле сдержался. Не только его сын жаден до Анжелики — его аппетит не хуже, чем у Жюстэна, но несколько иного характера. Прошло два месяца, как они не были вместе, и его жажда обладания почти заглушала благородные порывы. Он чувствовал, что ревнует жену к сыну. А еще целую неделю он занимался самообличением, и это унижало его в собственных глазах.
— Я полагаю, что ты не против поехать в Новый Орлеан и спеть для Жака и Бьенвиля?
Анжелика не поверила своим ушам.
— Прости, что ты сказал?
— Я сказал, что полагаю, когда ты почувствуешь себя лучше, ты сможешь петь в Новом Орлеане.
— Да, я собиралась это сделать.
— Ну… — он взял себя в руки и, глядя в пол, прошептал: — Я думаю, тебе это надо сделать.
— Да?
— Ты ведь сказала, что уедешь, если я не принесу извинений Жаку и Бьенвилю…
— Да, это так. А что делать с Жюстэном?
Ролан посмотрел на нее? Глаза ее блестели, но понять, что она чувствует сейчас, было невозможно.
— Возьмешь его с собой.
— Ты уже все решил?
— Конечно, я захочу его увидеть, но мы придумаем что-нибудь… — он вздохнул. — Я отправлю письмо Эмили и предупрежу, что ты приезжаешь, а также выпишу нужную сумму для твоих нужд. Жак будет в восторге. На его улице праздник, и его ангел будет петь.
Он направился к двери, но она остановила его:
— А что будет после концерта?
Он печально покачал головой и, не ответив, вышел.
После того как Ролан ушел, Анжелика расплакалась, прижимая малыша к себе. Ролану не нужны ни она, ни сын. Это ясно из того, что он сказал, он их отсылал. Когда он выходил из комнаты, казалось, он не хочет их больше видеть.
Вне всякого сомнения, в его глазах она совершила недостойный поступок.
34
Месяц спустя в один из октябрьских дней Анжелика сидела в кресле-качалке в своей комнате в городском доме Миро и кормила Жюстэна.
В свои два с половиной месяца мальчик продолжал бурно развиваться. Тело его было розовым и пухлым, волосы на голове слегка пушились. Лицом он весьма напоминал отца.
Анжелика улыбнулась сыну, который жадно припал к груди. Ножки его стучали от удовольствия по платью матери. Она до сих пор не могла поверить, что ее жизнь так круто переменилась всего за несколько недель.
…Прошло только два дня после ее короткого разговора с Роланом, и Анжелика отбыла в Новый Орлеан вместе с Бланш, Коко и Рубеном. Муж настоял, чтобы его сестра сопровождала Анжелику. В конечном счете, Бланш не могла допустить мысли оставить крестника, которого она боготворила. В последние недели она и Коко сменяли друг друга около Жюстэна, в то время как Анжелика упорно репетировала перед предстоящим концертом в театре Святого Чарльза.
Анжелике не верилось, что менее чем через неделю она будет выступать перед множеством любителей оперы. Она прекрасно знала, что креолы — истинные ценители хорошей музыки, и что ее аудитория в случае неудачного выступления просто никогда больше не придет на представление.
Мадам Сантони, нарушившая свое уединение ради такого случая, делала немало, чтобы у Анжелики появилась уверенность. Андре Бьенвиль пригласил мадам из Сент-Джеймса и предложил ей апартаменты в отеле «Сент-Луис». Он щедро платил мадам как педагогу будущей примадонны.
К удивлению Анжелики, мадам согласилась, а ее муж Антонио остался в Сент-Джеймсе вести дела фирмы. С учетом того, что время было решающим фактором, мадам с ходу занялась формированием репертуара.
Каждый день они с Анжеликой встречались в театре, где проводили по две репетиции. В дополнение к этому Анжелика работала с Бланш в доме Миро. Под руководством мадам Анжелика вошла в ритм, знакомый ей с детских лет — бесконечные гаммы, каденции и трели.
После того как начались репетиции с мадам, она поведала своей учительнице о своих опасениях относительно выступлений на публике за плату. Мадам согласилась и ответила ей:
— Знаю, ты была воспитана в таком духе, что благовоспитанной молодой даме просто неприлично выходить на сцену. Боюсь, что я в этом смысле тоже повлияла на тебя, призывая петь только в церкви, восхваляя Бога. И хоть я не была многословна в этом плане, но тоже внушила тебе, что петь на сцене грешно, — в глазах мадам заблестели слезы, и она продолжала: — Я сделала это исходя из собственного опыта. Я всегда чувствовала, что трагедия, которая обрушилась на меня и Антонио в Италии, была не чем иным, как наказанием Божьим за мое тщеславное стремление петь на сцене. Но когда я услышала пение Дженни Линд прошлой зимой, я изменила мнение. Видишь ли, мисс Линд тоже почитает свой голос за дар Божий, но это не останавливает ее перед пением за плату. — Мадам сжала руку Анжелики и страстно закончила: — Твой талант ярче ее, и держать это яркое ангельское пламя запрятанным навсегда было бы святотатством. Теперь я понимаю, что случившееся со мной и Антонио было просто трагическим стечением обстоятельств.
