Сердце его в Эдирне - YeliangHua
Раду снова дёрнулся, пытаясь вывернуться — однако всё это слишком уж напоминало гаремные игры, в которых юноши порой напускали на себя неприступный вид. Мехмед не счёл его сопротивление действительно веским поводом, чтобы остановиться.
Он желал Раду.
Он чувствовал, что желание это взаимно, поскольку что-то твёрдое весьма красноречиво упиралось ему в бедро.
Мехмед не нашёл бы в себе силы отступить сейчас, даже если бы во дворце начался переворот. Он шарил ладонью по гибкой спине, спускаясь ниже, пока губы его глушили тихие протесты.
Но этого было слишком мало.
Он жаждал большего.
Он...
...впился зубами в Раду, когда внезапная боль пронзила его ногу?!.
Боль распространялась жаркой вспышкой, глуша вожделение.
Мехмед, привычный к частым падениям и травмам, сейчас вдруг оказался не готов к тому, что у него перехватит дыхание. На секунду он потерял контроль, а перед глазами потемнело.
— Убери от меня свои руки!.. — Раду наконец сумел высвободиться. Он отшатнулся от Мехмеда, словно тот был прокажённым. — Ты... омерзителен!!! — лицо его было пунцовым, словно угли на жаровне, а тёмные глаза слезились. Прокушенная влажная губа кровоточила так сильно, что кровь успела попасть на одежду.
Мехмед смутно понимал, что произошло: Раду только что вонзил свой кинжал ему в бедро, пытаясь защититься. Вероятно, всё это время то, что Мехмед принимал за возбуждение принца, было рукоятью оружия, которое Раду никак не решался применить.
Что же... по крайней мере, теперь Раду не угрожал убить себя. Похоже, чувство самосохранения все-таки взяло верх.
Мехмед, морщась, зажал глубокую рану ладонью, надеясь, что не истечёт кровью. Умереть, потому что пытался спасти кого-то, да ещё и так глупо, после возвращения из Константинополя, было бы насмешкой судьбы.
— Раду... — Мехмед попытался остановить принца, когда тот, наконец отойдя от шока, бросился к дверям. — Стой!..
Однако Раду бежал так быстро, словно за ним гнался сам шайтан. Он едва не сбил с ног замершего в дверях Заганос-пашу, пронёсшись мимо него.
— Султан Мехмед?!.. — Заганос-паша бросился к Мехмеду, бледный от ужаса. — Стража!!! Лекаря к султану Мехмеду!!!
— Отпустите Раду, — Мехмед, сквозь головокружение от потери крови, с трудом понимал, что говорит, потому что язык его неожиданно показался ему невероятно сухим и неповоротливым. — Я сам себя ранил.
Его слова были последним, что ему удалось сказать перед тем, как его настиг обморок.
Часть 3
…О молодом султане давно ходили слухи разного толка. В семнадцать лет отец женил его и отослал в Манису из-за скандального случая с сыном какого-то вельможи. А ещё говорили, что Мехмед испытывает особенную любовь к юношам в своём гареме — но Раду никогда в это толком не верил, потому что разве возможно, чтобы сын султана вёл себя так омерзительно?
Не верил до сих пор.
Едва живой от ужаса, он пятый час скрывался от дворцовой стражи в саду. Ему пришлось забраться на цитрусовое дерево, чтобы немного передохнуть, но он всё ещё не представлял, как выбираться.
Он больше не мог вернуться в казарму, чтобы забрать свои вещи, или хотя бы переодеться. Между тем, уже светало, а переполох всё никак не утихал. Стража сменилась, но продолжала рыскать, переворачивая каждый камень, заглядывая под каждый куст.
Раду, который готов был позволить себя убить прошлым вечером, не планировал умирать теперь, когда под угрозой из-за его бестолковости оказался его брат.
Одно дело — позволить себя убить с честью, другое — умереть как преступник. Совершить покушение на действующего султана, у которого не было наследников. Ко всему прочему, неудачное.
Он сам не понимал, как всё так вышло. Почему он вместо того, чтобы оттолкнуть Мехмеда, пустил в ход кинжал? Если уж решил его убить, почему не сделал этого?
Происходящее сбило его с толку.
Раду злился на себя за то, что был слаб. Что его отпор был больше похож на возню, как если бы ему действительно нравилось происходящее.
Он поверить не мог, что оказался настолько никчемен как боец — и ещё более бесполезен, как собеседник.
Ему хватило нескольких фраз Мехмеда, чтобы утратить самообладание, и в итоге произошло в точности то, о чём пытался предупредить его Халил-паша. У Раду развязался язык, и он высказал всё как на духу, оскорбив своими речами всех, кого только мог.
Он сам был виновен в том, что произошло.
Раду продолжал скрываться в колючих ветвях дерева, понимая, что так не может продолжаться вечно. Чем ближе подбирался полдень, тем беспощадней палило солнце, проникая даже сквозь листву. Дворцовая стража продолжала прочёсывать все окрестности и регулярно патрулировала главную аллею, с которой легко просматривалась роща, где он укрылся. Вопрос того, как покинуть Эдирне, оставался открытым: он отчётливо понимал, что, даже если ему удастся заманить кого-то из дворцовой охраны в сад и сменить запятнанную кровью местами порванную рубаху на неприметную форму, в Эдирне всё равно многие знают его в лицо. Им не составит труда опознать его. Что до его товарищей по казарме, то наверняка они не станут предавать султана ради друга-иноверца. Наверняка там уже обо всём известно.
Казалось, выхода не было.
Между тем, солнце постепенно уходило на запад, окрашивая небо в яркую охру. Раду ничего не пил с прошлого вечера, и его мутило от палящего зноя. Он намертво вцепился в ветви и оставался неподвижен уже несколько часов, потому что опасался, что, если попытается сменить положение, затёкшие ноги его не выдержат, и он упадёт.
Лучше уж было дать себя убить на месте, чем пережить такой позор.
— Принц Раду! — раздалось с главной аллеи. — Я знаю, что ты здесь!
Возможно, у Раду от солнечного удара начались видения, потому что неожиданно отчётливо он различил Мехмеда, идущего к нему с небольшим подносом, на котором побрякивали пиалы и вожделенный кувшин с холодным чаем.
Этого попросту не могло быть.
Стройная фигура в чёрном явно берегла левую ногу, однако не узнать высокий светлый тюрбан было сложно. В воздухе разлился запах томлёной баранины и сытного плова. У Раду на секунду потемнело в глазах — его тело было настолько изнурённым, что приходилось держаться из последних сил. Никогда в жизни ему не приходилось голодать — тем более, сознательно. На миг даже померещилоось, что он вот-вот
