Виктория Холт - Дьявол верхом
– Я не ошибся? Кто-то упомянул обо мне? – осведомился граф.
Он сел рядом со мной, и я почувствовала на себе его пристальный взгляд.
– Я говорил мисс Мэддокс, граф, что вы любитель Моцарта, и концерт дается в вашу честь. Могу я представить вам мисс Мэддокс?
Граф встал и поклонился.
– Счастлив видеть вас, мадемуазель, – сказал он и обернулся к Джоэлу. – Мадемуазель Мэддокс и я уже встречались ранее.
Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо. Он намерен опозорить меня! Сказать Джоэлу, как я заглядывала к нему в спальню, и дать понять, что неразумно допускать в высшие сферы людей моего положения! Как ловко, однако, он выбрал для этого момент!
Граф устремил на меня иронический взгляд, явно читая мои мысли.
– Правда? – с удивлением спросил Джоэл.
– Около школы, – ответил граф. – Я проходил мимо, увидел мадемуазель Мэддокс и подумал: это та самая мадемуазель, которая столько сделала для моей дочери. Рад, что имею возможность выразить вам признательность.
Он улыбался мне, разумеется, видя, как я покраснела, и зная, что я думаю о его поцелуях и своем недостойном бегстве.
– Мой отец постоянно возносит хвалы школе миссис Мэддокс, – вежливо промолвил Джоэл. – Она избавила нас от необходимости нанимать гувернанток.
– Гувернантки бывают очень утомительными, – заметил граф, вновь садясь рядом со мной. – Они не принадлежат к нашему кругу и в то же время не относятся к слугам. Иметь в доме таких людей нелегко. Не для нас – для них. Они так чувствительны к своему положению. Вообще, на классовые различия не стоит обращать внимания. Вы согласны, Джоэл? Когда нашему покойному королю, Людовику XV[14], один из его друзей, герцог, напомнил, что его любовница – дочь повара, его величество ответил: "В самом деле? А я и не знал! Дело в том, что вы все настолько ниже меня, что я не вижу разницы между герцогом и поваром".
Джоэл рассмеялся, а я не удержалась от вопроса:
– А вы, мсье граф, видите эту разницу?
– Хоть я и ниже короля, но все же занимаю достаточно высокое положение, мадемуазель, чтобы не замечать разницу между дочерями сэра Джона и дочерью школьной учительницы.
– Следовательно, я не являюсь нежелательной персоной?
Его взгляд словно ожег мне глаза.
– Мадемуазель, уверяю вас, что вы весьма желательны.
Джоэл казался смущенным. Он явно находил эту беседу проявлением дурного вкуса, но я видела, что граф, как и я, не мог побороть искушение и отказаться от нее.
– Думаю, – заметил Джоэл, – что перерыв кончается, и нам надо вернуться на наши места.
Девочки уже сидели на местах. Марго выглядела веселой, Мария – кислой, а Сибил – безразличной.
– Ты привлекаешь внимание, Минель, – шепнула Марго. – Двое красивых мужчин беседовали с тобой одновременно. Ты просто сирена![15].
– Я их не подзывала.
– Сирены тоже этого не делают – они просто используют свои чары.
Во время продолжения концерта я думала о графе. Несомненно, я привлекала его в определенном отношении. Он любил женщин, а я уже приближалась к подходящему возрасту. То, что его намерения были бесчестными, не вызывало сомнений. Однако самое ужасное заключалось в том, что я была не сердита, а очарована.
Когда мы спустились в столовую, где был подан холодный ужин, один из лакеев в великолепной ливрее Деррингемов вошел в комнату, приблизился к сэру Джону и прошептал ему несколько слов.
Сэр Джон кивнул и направился к графу, который, как я заметила не без досады, оживленно беседовал с леди Эгглстон, молодой и легкомысленной женой престарелого, страдающего подагрой супруга. Она жеманно улыбалась, и я легко– могла себе представить характер их разговора.
Сэр Джон обратился к графу, после чего они вдвоем вышли из столовой.
Джоэл подошел ко мне.
– Пойдемте к буфету, – предложил он. – Там вы сможете выбрать, что хотите, а потом мы найдем столик.
Я была весьма признательна ему. По доброте душевной он не сомневался, что я, никого не знающая здесь, нуждаюсь в покровительстве.
Я взяла немного рыбы и холодного мяса, так как не была голодна.
Мы нашли столик под деревьями, и Джоэл сказал мне:
– По-моему, вы находите графа несколько необычным.
– Ну, он не англичанин…
– Мне показалось, что он вызвал у вас раздражение.
– Да, как всякий человек, привыкший всегда поступать по-своему.
– Вы заметили, как он вышел вместе с моим отцом? Один из его слуг прибыл из Франции с сообщением. Оно может оказаться важным.
– Конечно, если слуге пришлось ради этого пускаться в путешествие.
– Вы, разумеется, знаете, что во Франции уже некоторое время неспокойно. Надеюсь, что не произошло ничего серьезного.
– Да, в этой стране тяжелое положение, – согласилась я. – Кто знает, к чему оно приведет.
– Два года назад я вместе с отцом побывал у графа, и уже тогда во Франции ощущалось напряжение. Правда, в семье графа этого как будто не замечали – очевидно, такие вещи более заметны со стороны.
– Я слышала о причудах королевы…
– Она очень непопулярна. Французы вообще не любят иностранцев, а королева – австриячка[16].
– Но она вроде бы очаровательная женщина.
– О, да! Граф представил нас ей. Помню, что она восхитительно танцевала и была очень красиво одета. Но мне кажется, хотя граф и не признает этого, что ситуация тревожит и его.
– Он не производит такого впечатления… Возможно, я говорю опрометчиво… ведь я его едва знаю.
– Граф – не тот человек, который обнаруживает свои чувства. Но если начнутся неприятности, он может многое потерять. Среди других владений ему принадлежат Шато-Сильвен в сорока милях к югу от Парижа и Отель-Делиб, большой дом в столице. Граф – представитель очень древнего рода, связанного с королевской династией. Он имеет большое влияние при дворе.
– Понятно. Весьма важный господин.
– Разумеется. Разве это не видно по его поведению?
– Граф, кажется, уверен, что все должны быть об этом осведомлены. Не сомневаюсь, что он приходит в ярость, если убеждается в обратном.
– Вы не должны судить его чересчур сурово, мисс Мэддокс. Он французский аристократ, а аристократия во Франции занимает более важное положение, чем здесь.
– Я и не собираюсь его судить. Ведь я же говорила, что ничего о нем не знаю.
– Уверен, что граф встревожен. Только вчера вечером в разговоре с отцом он упоминал волнения, происшедшие несколько лет назад, когда толпа громила рынки, захватила корабли на Уазе[17], которые везли зерно в Париж, и побросала мешки с зерном в реку. Граф назвал это "репетицией революции", чем весьма обеспокоил отца. Но я наскучил вам своими мрачными разговорами.
