Элизабет Чедвик - Зимняя мантия
– А я не попаду ему по голове?
– Нет, он живет глубоко в воде.
Мальчик понимающе кивнул и с силой швырнул ведро – раздался громкий всплеск. Матильда тоже загадала желание. Жестом приказав садовнику закрыть колодец крышкой, она подняла кувшин и отнесла его к грядкам с салатом. Под яблоней сидела Элисанд, присматривая за малышкой Мод, которая в последнее время начала ходить и сейчас топала по густой траве.
Матильда поставила кувшин и протянула руки к дочке.
– Жаль, что твой папа не может тебя видеть, – вздохнула она, и снова подкатил комок к горлу, и она почувствовала обиду и тоску. Малышка сделала еще шажок, и Матильда подхватила ее на руки. Ребенок начал вырываться, требуя, чтобы ее поставили на землю. Ей не терпелось снова вернуться к Элисанд. Матильда улыбнулась ее упрямству и подождала, пока она не доберется до служанки, затем наклонилась за кувшином.
Она уже полила грядку, когда появился монах-бенедиктинец в сопровождении слуги. Монах был весь в пыли после долгого путешествия, а лысина на голове казалась ярко-розовой от постоянного пребывания на солнце. Матильда вежливо поздоровалась с ним и пригласила сесть на скамью в тени яблони. Одновременно послала слугу за водой и вином.
– Добро пожаловать, брат…
– Матиас, – закончил он, склонив голову. – Я не задержу вас надолго, миледи. Я направляюсь в Кроуленд, но буду рад небольшому отдыху, да и моему мулу нужна передышка.
– Вы издалека? – вежливо спросила Матильда. Она привыкла к гостям, но обычно это были люди светские. Монахи и священники предпочитали останавливаться на отдых в аббатствах и монастырях.
– Из Винчестера, – ртветил он. – У меня письма для аббата Ингалфа. – Он расстегнул кожаную суму и достал сложенный пергамент со следами соли, завязанный узким шнурком и запечатанный красной восковой печатью. – Это мне было дано на сохранение монахом из Нормандии. Он побывал во многих руках, как мне сказали, но послал его граф Симон, который сейчас выполняет свою священную миссию.
Матильда взяла пергамент дрожащими руками. Письмо от Симона. Он касался его, когда передавал первому посыльному. Он приложил свое кольцо с печатью к расплавленному воску. Он все еще жив или был жив, когда это письмо писалось, и он думал о ней. Письма приходили регулярно до Пасхи, многие были отправлены из местечка под названием Бриндизи, но с той поры она ничего не получала.
Брат Матиас с беспокойством взглянул на нее.
– Миледи… вы хорошо себя чувствуете?
Она одарила монаха сияющим взглядом – тому показалось, что ему улыбнулась сама Мадонна.
– Да, – прошептала Матильда, внезапно заливаясь слезами, и подумала, что, наверное, действительно в колодце живет эльф.
Матильда не распечатала письмо при монахе. Ей хотелось дождаться, когда ее ничто не будет отвлекать.
Вечером, когда уже стало прохладно, она с фонарем вернулась на скамью под яблоней. Брат Матиас съел большой кусок пирога, запил его пинтой сидра и отправился на ночлег в ближайший монастырь. Детей уже уложили. За ними присматривала Элисанд. Ночной ветерок шуршал листьями деревьев, а из сада раздалось несколько пронзительных криков маленькой совы. Но эти привычные звуки только успокаивали ее. Она никогда не боялась темноты – только одиночества.
Влажными неуверенными руками она достала маленький нож из ножен на поясе и разрезала кожаный шнурок, связывающий пергамент. Сломав печать, она достала два листа, плотно исписанных коричневыми чернилами. Это был почерк писаря, писал он на латыни. Джудит была религиозна, но это не означало, что Матильду научили читать на языке церкви. Тогда ей это не нравилось, но сейчас она была благодарна матери за ее предусмотрительность. Ей было бы неприятно звать своего писаря, чтобы вслух прочитать слова, которыми нужно было насладиться или которые надо было пережить в одиночестве.
Она повесила фонарь на ближайшую ветку и села так, чтобы свет падал на письмо.
Граф Симон к графине Матильде с самыми теплыми приветствиями.
Пусть твое сердце утешится сообщением о тот, что пока я путешествую без всяких неприятностей. Мы прибыли в великий город Константинополь, которым правит император Алексиус. Хотя он и принял наших руководителей с улыбками и подарками, он человек осторожный и ревниво оберегает свой великолепный город. Нам не разрешают свободно передвигаться и куда-либо заходить, мы перемещаемся небольшими группами по пять-шестъ человек и всегда с провожатыми. Любовь моя, Константинополь – это город чудес и сюрпризов, которые трудно себе вообразить. Некоторые говорят, что улицы там вымощены золотом. Это не так, но золото там повсюду, и не только золото, но и слоновая кость и разноцветные, как радуга, шелка. Церкви переполнены богатствами, а торговцы ходят в пурпурных одеждах, как короли. Воистину, зрелище небывалое, у меня даже глаза заболели – так я все пристально разглядывал.
Должен признаться, любовь моя, что я не купил тебе ни шелков, ни золота в этой великой столице Византии, потому что знаю – такие богатые подарки тебе не по душе. Но я нашел нечто другое, что, надеюсь, доставит тебе радость, и это, если Бог будет милостив, я привезу тебе.
Матильда поморщилась, читая эти слова. Единственное, что способно доставить ей радость, это возвращение Симона. Она легко могла себе представить его удовольствие от созерцания чудес Константинополя. Написанное – только эхо его действительного восторга.
Мы покинули город через десять дней после приезда и переправились через пролив, который называется Босфор. Считается, что море у Константинополя жестоко к путешественникам, но в день нашей переправы оно было спокойным, как пруд. Высадившись, мы маршем направились к турецкому городу Никая и осадили его – именно оттуда я тебе пишу. Я участвовал в суровых битвах, но, Бог милостив, не был ранен. Турецкий лидер Арслан напал на нас, чтобы снять осаду, но мы рассеяли его войска на все четыре стороны и надеемся, что посредством переговоров добьемся, чтобы город остался за нами. Нам сказали, что оттуда до Иерусалима добираться всего пять недель, и по пути встретится лишь один город Антиохия, который может нас остановить.
Ты должна знать, что я помирился с Ральфом де Галом. Он тоже среди нас и говорил, что чувствует свою вину за смерть твоего отца. Я все расскажу тебе, когда вернусь, но я решил, что ты должна об этом узнать, чтобы подумать. Граф Ральф всегда был обаятельным и говорливым, но я действительно верю, что гибель твоего отца тяжким бременем лежит на его совести.
Матильда подняла голову от письма и прижалась затылком к жесткой коре яблони. Она почувствовала раздражение. Пусть Симон мирится с де Галом, но только не от ее имени. Она человек добрый и любящий, но де Гала не могла простить. Ее даже рассердило, что Симон упомянул о нем в единственном письме, которое она получила за многие месяцы, и вряд ли получит новое в будущем. Он вскользь упоминал о сражениях, но она знала, что это зачастую скрывает истинное положение вещей.
