Эйлин Драйер - Как истинный джентльмен
И он сдержал свое слово. Он боролся вместе с Грейс, боролся за нее всю ночь и весь следующий день. Он спал с ней рядом, боясь, что если не будет ее держать, то тут же потеряет. Помогал переодевать ее, когда ночные сорочки и простыни промокали от пота. Мыл ее. И за эти страшные часы он все больше подпадал под власть ее тихого обаяния. Нет, не тех чар, которые пускает в ход женщина, чтобы обольщать. А скромного обаяния храброй женщины, над которым она не властна.
Ему хотелось быть рядом, когда она очнется. Когда откроет глаза, улыбнется и скажет: «Кажется, мне было плохо. Но сейчас уже лучше». Но чем дольше он находился в этой душной, зловонной комнате, тем меньше верил в то, что это случится. А если так, то он просто не знает, что делать дальше. Как жить.
— Пожалуйста, Грейс, — шептал он в ее спутанные, влажные волосы, изо всех сил пытаясь вдохнуть в нее жизнь и надежду. — Не оставляй меня.
Но за все эти часы она так и не ответила.
Глава 20
Грейс знала, что больна. Ей казалось, она умирает, но ей было уже все равно. У нее не осталось сил бороться. И она не могла отыскать в себе желания жить. Ей просто хотелось отдохнуть, избавиться от боли, горя и ожидавших ее мучений. И перестать надеяться.
Ей казалось, она уже близко. Находясь в странном полузабытьи, она мысленно создавала новые иллюзии, которые могли бы скрасить ее уход: прикосновение теплых рук, голоса вдалеке, особенно один голос, голос Диккана, зовущий ее назад, приказывающий ей попытаться еще раз. А потом в темноте, когда ее сердце даже забывало биться, она была уверена, что услышала голос отца.
«Что ты за Фэрчайлд? — рявкнул он, как в те дни, когда она пыталась уклониться от трудностей. — Фэрчайлды не сдаются!»
Но в жизни все гораздо сложнее, подумала Грейс, хотя ей было жаль разочаровывать своего отца.
Правда, оставалось еще одно. Что-то не давало ей покоя. Что-то, что ей следует вспомнить. Она хотела о чем-то предупредить Диккана.
О чем же?
И вновь Диккан лежал в кровати рядом с Грейс. Солнце давно уже село, и комнату озаряли отблески пламени в камине. Он очень устал, ему было холодно. Он пытался удержать в душе последнюю призрачную надежду.
— Диккан… Диккан?
Его глаза были словно засыпаны песком, а руки отяжелели, как от свинца.
— Что?
— Есть кое-что…
Наконец до него дошло. Это был еле слышный, хриплый голос Грейс. Он резко вскочил, чуть не ударившись головой о столбик кровати.
— Грейси?
Она выглядела ужасно. Даже при мягком мерцании свеч ее лицо казалось восковым, с темно-лиловыми синяками под глазами, волосы были спутаны, как птичье гнездо. За последние два дня она похудела фунтов на десять. Но никогда в жизни Диккан не видел ничего прекраснее.
— Грейс? — шепнул он, касаясь ее щеки. — Как ты себя чувствуешь?
Она облизнула сухие губы и огляделась, как будто удивляясь, что лежит в постели.
— Это малярия?
Ему не хотелось отвечать. Он приподнял ее голову и поднес к губам стакан воды.
— Разве ты забыла? Кто-то пытался тебя отравить.
Слабый свет в ее глазах померк.
— Ах да.
— Грейс. — Диккан поставил стакан на стол и прижал ее к себе. — Ты не умрешь. Скажи мне, что не собираешься умирать. Мне столько нужно тебе сказать. Не уходи!
Ее взгляд стал рассеянным, силы были на исходе.
— Какая же я тогда Фэрчайлд? — спросила она.
Но на этот раз, хотя она и снова заснула, Диккан почувствовал в ней перемену: какое-то ощущение покоя, которого не было раньше, как будто она наконец приняла решение.
— Тебе лучше остаться, — угрожающе произнес он, прижимая ее к груди, чтобы слышать биение сердца и передать ей тепло своего тела, волю и жажду к жизни. Дать ей все возможное, пока она позволяла ему. Диккан не заметил, что ее волосы намокли от его слез.
Наверное, он заснул, потому что очнулся от того, что кто-то легонько потряс его за плечо.
— Диккан?
Он обернулся и увидел склонившуюся над ним Кейт.
— Ей лучше, — сказал он и снова посмотрел на Грейс. Она все еще спала, но он мог поклясться, что ее щеки чуть зарумянились. Он должен был в это верить. А как же иначе?
— Хорошо, — ответила Кейт, — значит, ты можешь помыться и спуститься вниз. Биддл тебя ждет.
Осторожно выпустив Грейс из объятий, Диккан встал и потянулся. Солнце уже взошло. Желтые и зеленоватые краски в комнате стали мягче, и кожа Грейс приобрела золотистый оттенок.
— Нет, спасибо, — сказал он, не сводя с нее глаз. — Я нужен Грейс.
Кейт подняла сброшенный им три дня назад сюртук и теперь осторожно держала его двумя пальцами.
— Ты нужен Грейс выспавшимся и пахнущим получше, чем сейчас. — Он хотел что-то возразить, но Кейт нахмурилась. — Диккан, не думала, что мне когда-то придется сказать такое, но от тебя дурно пахнет. Ты три дня не выходил из комнаты. А теперь будь умницей и помойся. К тебе пришли гости.
Он слабо улыбнулся:
— Она спит…
Диккан потянулся за сюртуком, но тут заметил, в дверях Беа, которая пристально глядела на лестницу, словно опасаясь того, кто вот-вот по ней поднимется. Его охватил страх.
— Какие еще гости?
Беа покачала головой:
— Геенна.
Диккан повернулся к Кейт, и та вздохнула:
— Епископ.
Ему показалось, будто его ударили.
— Какой еще епископ?
Кейт нахмурилась:
— Ты прекрасно знаешь какой. Они с твоей матерью в Красной гостиной пытаются запугать Оливию.
Диккан понимал, что соображает плохо, но совершенно не мог взять в толк сказанное Кейт.
— Какого черта им здесь надо?
— Огонь и сера, — пробормотала Беа, не двигаясь с места.
— А кроме этого? — Диккан потер лицо, и его охватила невероятная сонливость. — Джек ведь не стал бы приглашать их на свадьбу?
— Не говори глупостей. — Кейт положила на лоб Грейс мокрое полотенце. — Они пришли к тебе. Оливия говорит, твой отец в бешенстве.
Диккан разозлился, но знал, что если проигнорирует приглашение, то его отец разнесет весь дом. Поэтому он в последний раз поцеловал Грейс в лоб и направился к гостиной, где его уже ждал Биддл.
Через полчаса он появился в Красной гостиной Оливии, где бедняжке приходилось в одиночку выдерживать натиск его родителей.
— Кейт ждет тебя наверху, — сказал он, увидев панику в ее глазах.
Должно быть, его родители были в ярости. Тем хуже для них, потому что у Диккана уже не осталось терпения.
— Мама, отец, — приветствовал он их, когда Оливия вышла, — вы пытались запугать моих друзей?
— Твое легкомыслие отвратительно, — отозвался отец, вставая с места. — Это очень важно, иначе мы бы не пришли.
