Виктория Холт - Дьявол верхом
– А я им так доверяла! – вздохнула Марго.
– Это доказывает, что ты никому не можешь доверять, – указала Иветт. – Минель права. Робер очень добрый, и он любит тебя.
– Для такого, возможно, недостаточно, – сказала Марго.
– А я уверена, что вполне достаточно, – заявила я.
– Как ты можешь это знать?
– Я знаю, что вы очень счастливы вместе, и он не захочет от этого отказываться.
– Но Робер считает меня такой чудесной, так непохожей на других девушек…
Марго убежала к себе в комнату и заперлась там, но вскоре вышла и потребовала, чтобы я с ней поговорила. Мы снова все обсудили, возвращаясь к одному и тому же. Я придерживалась прежнего мнения; она перескакивала с одного решения на другое.
Я напомнила ей, что Эмили на следующий день будет ждать в кондитерской.
– Ну и пускай ждет! – воскликнула Марго.
За ужином она была очень весела с Робером, словно ее ничто не тревожило. Хотя, возможно, как я подумала впоследствии, слишком весела.
Я провела бессонную ночь, думая о том, что произойдет завтра, но рано утром ко мне прибежала сияющая Марго.
Она послушалась наших советов и рассказала Роберу, что Шарло ее сын.
– И он по-прежнему любит меня! – воскликнула Марго, бросаясь ко мне в объятия.
Я испытывала такое облегчение, что не могла произнести ни слова.
– Сначала Робер был ошеломлен, – продолжала Марго. – Но потом сказал, что он рад, что я привела Шарло сюда, и что я, несомненно, буду хорошей матерью нашим детям, когда они появятся. Как видишь, Минель, я решила нашу проблему.
– Нашу? – переспросила я.
– Ты замешана в этом так же, как и я.
– Мою роль едва ли можно сравнить с твоей. Но это неважно; я очень рада. Как тебе повезло с Робером! Надеюсь, ты это понимаешь.
* * *Я не могла отказать себе в удовольствии пойти на встречу с Эмили. Она ждала у кондитерской, и просветлела при виде меня.
– Вы принесли деньги? – осведомилась она. – Дайте их мне.
– Не спешите, – ответила я. – Я не принесла денег. Можете отправляться в замок и рассказывать мсье де Грас-вилю все, что знаете о его жене. Но не рассчитывайте на благодарность за сведения, которые ему уже известны.
– Я этому не верю!
– Тем не менее, это правда.
– Я слышала совсем не то.
– А вы хотите слышать обо всем, что происходит между мужем и женой?
Эмили явно скисла.
– Вы, конечно, лжете.
– Это не в моих привычках.
– Да ну? Однако когда вы жили у нас, то рассказывали бойкие истории о мадам ле Брен и ее утонувшем муже. Если вы могли лгать тогда, то можете и теперь.
– Есть только один способ убедиться. Идите в замок и поговорите с мсье де Грасвилем. Уверена, что он согласится с вами побеседовать. Но вы можете встретить там еще кое-кого, кто не обойдется с вами столь любезно. Так что лучше уезжайте, пока можете выбраться отсюда целой и невредимой.
– Не воображайте, мадемуазель, что я все брошу. Я выясню правду и тогда решу, как поступить.
– Пожалуйста, но помните, что не существует более презренного занятия, чем шантаж. Прощайте. Советую вам больше никогда здесь не показываться.
Смертельно бледная Эмили встала и бросила на меня ненавидящий взгляд.
– Когда-нибудь все будет по-другому. В один прекрасный день мы сможем отомстить таким, как вы! Вскоре я увижу вас болтающимися на фонарях!
Она удалилась, высоко подняв голову. От ее слов у меня мороз пробежал по коже. Победное торжество моментально исчезло. От страха я даже забыла посмотреть, следует ли за мной человек в темном парике.
Глава третья
Атмосфера в семье несколько изменилась, что, очевидно, было неизбежным после признания Марго. Она пыталась быть такой же веселой, как прежде, но ей это не удавалось, а Робер казался подавленным. Несомненно, это явилось для него ударом.
Марго была очень ласкова с мужем, и Робер, конечно, ценил это, но я видела, как он смотрит на Шарло, словно не в силах поверить истории его появления на свет.
– Ничего, он привыкнет к этой мысли, – успокаивала меня Иветт, – а так как об этом уже известно стольким бессовестным людям, то кто-нибудь из них так или иначе все ему рассказал бы. Хорошо, что Робер узнал об этом от Маргерит. Он славный молодой человек, а ей повезло с мужем, в отличие от ее матери…
Это снова привело нас к Урсуле, и так как я была не в силах удержаться от предложенной темы, то устремилась на поиски новых открытий.
– Урсула ведь почти все время оставалась у себя в комнате, – сказала я. – Что думали об этом люди? Ведь в замке, наверное, часто бывали приемы?
– Разумеется, и сначала Урсула выходила к гостям. Сперва они с графом изображали любящую пару, но потом она все чаще стала ссылаться на недомогание. Конечно, Урсула очень ослабла после родов и уже так и не смогла поправиться полностью.
– Но она возвела свои болезни в культ, не так ли?
– Да, конечно. Иногда Урсула вела себя совсем по-детски. Когда происходил прием, которого она хотела избежать, то ей достаточно было сказать: "О, как у меня болит голова!" А Ну-Ну тут же предлагала: "Я дам тебе болеутоляющее или сок майорана". Но Урсула качала головой и отвечала: "Нет, Ну-Ну, я не хочу твоих настоек. Я просто посижу с тобой, и голова пройдет". Разумеется, Ну-Ну нравилось думать, что ее малышке становится легче от одного присутствия старой няни. Но я начала понимать, что многие свои болезни Урсула выдумывала для оправдания. Мы обе так ненавидели графа, что всегда бросались ей на выручку и говорили ему, что графиня плохо себя чувствует, и лучше ей остаться у себя.
– Придумывать себе болезни – опасное занятие, – заметила я. – Вы притворяетесь больной, чтобы избежать чего-нибудь, а потом начинаете понимать, что и вправду больны.
– Может и так. С годами Урсула действительно превратилась в инвалида, хотя вроде бы у нее не было никаких серьезных недугов. Граф презирал ее, считая симулянткой, кем она в какой-то степени и была. И все же мне казалось, что она в самом деле больна, только не теми болезнями, на которые жалуется. Урсула почти перестала выходить из комнаты, прячась от мужа на диване и в шезлонге.
– Так можно ли порицать графа за измены?
– Можно! – свирепо заявила Иветт. – Мне известно побольше вашего.
Некоторое время мы молчали.
– Когда-нибудь… – заговорила Иветт, но не кончила фразу. – Неважно.
– Но что вы хотели сказать?
– Я храню все письма Урсулы, – ответила она. – Более шести лет она писала мне регулярно раз в неделю, давая выход своим чувствам. Она просто излагала мысли на бумаге. Для меня это было все равно, что говорить с ней. Иногда я получала одновременно несколько писем. Урсула обычно нумеровала их, чтобы я читала по порядку.
