Дина Лампитт - Серебряный лебедь
— О Боже! Не надо ли послать весточку вашей семье? Они будут обеспокоены тем, что вы больны.
Гарнет покачал головой.
— Не нужно, в этом нет необходимости. Я часто долго отсутствую, не сообщая о себе. У них нет поводов для волнений.
Лицо Маленького Монаха просветлело.
— Значит, вы сможете остаться здесь до полного выздоровления. Ничто не будет вам так полезно, как отдых под солнечными лучами. Я отведу вас на реку и покажу много красивых мест.
Гарнет улыбнулся ему. Этот человек казался таким любопытным! Он был немного странным, но так заботливо ухаживал за ним. Он напоминал архангела с огромным нимбом белых волос.
— А я не буду вам в тягость? И вы научите меня ловить рыбу?
Маленький Монах опустил глаза.
— Обязательно. Знаете, если бы я не стал монахом, то хотел бы иметь сына. Как было бы прекрасно гулять с ним рядом и показывать ему самое интересное и замечательное.
Гарнет чуть не заплакал.
— Ну что ж, Маленький Монах, — произнес он почти через силу, — как только я смогу самостоятельно передвигаться, мы побродим с вами по окрестностям. Хоть я и родился в Англии, отец отвез меня в Испанию, когда я был еще грудным ребенком. Это будет для меня редкой удачей — посмотреть на красоты моей родины вашими глазами.
Улыбка осветила лицо монаха:
— Для меня это тоже редкая удача, мистер…
— Гейдж. Гарнет Гейдж.
В убранной золотом спальне, на постели, занавешенной мягкими складками ткани, спали, крепко прижавшись друг к другу, Мелиор Мэри и Чарльз Эдвард. После полуночи их тела любили друг друга, а теперь одна его рука обнимала ее, а другая покоилась на подушке, а вокруг его пальца обвился серебристый локон. Оба были прекрасны во сне — он, стройный красавец, и она, кажущаяся в лунном свете прелестной скульптурой.
Но сон принца не был безмятежно спокоен. Ему снилось, что в комнату вошла та сильно надушенная женщина, а он открыл глаза и смотрит на нее, лежа на кровати, ему снилось, что проклятие семьи Стюартов настигло и его и он обречен на неудачи, отчаяние и алкоголизм. Чарльз Эдвард проснулся, дрожа от страха на утреннем холоде, и пришел к выводу, что должен покончить с идиллией в замке Саттон, вернуться в реальный мир и сделать очередной и последний шаг к трону. Его задача — снова сплотить Шотландию, двинуться на юг и никогда не возвращать это время.
Но мог ли он хоть что-нибудь сделать без женщины, которая мирно спала рядом с ним? Ее красота в сочетании с его силой смогут снова привлечь народ на его сторону. Да и более того: Чарльз Эдвард Стюарт любил ее. Он даже не вспоминал о Клементине Уолкиншоу, которая проехала за ним от Шотландии до Франции и, несмотря на его безразличие к ней, десять месяцев назад родила ему ребенка. Он бросит Клементину и сделает Мелиор Мэри Уэстон своей супругой, и даже его отец не воспротивится этому. А если его все же заставят жениться на какой-нибудь скучной европейской принцессе, его сердце все равно навсегда останется, в замке Саттон.
Молодой претендент на трон снова уснул, немного успокоившись. Дни, когда он мог позволить себе совершать глупости, подходили к концу. Теперь у него появилась возможность показать всему миру, что может сделать красавица-англичанка, став его женой. Вся Англия была почти в его руках, и принцу казалось, что никто не сможет встать на его пути.
— Ну как? — поинтересовался Маленький Монах.
У его ног трепыхалась форель, отливая на солнце всеми цветами радуги. Гарнет всплеснул руками от восхищения.
— Великолепно! В ней, наверное, фунтов десять!
— Очень может быть. Прекрасный ужин будет для вас и аббата.
— А для вас?
Маленький Монах улыбнулся. У него были очень красивые черты лица, в особенности рот и нос. Рассмотрев его поближе, Гарнет обнаружил, что он вовсе не такой маленький, как явствовало из его прозвища. Он был среднего роста, хотя и довольно сутулый, и еще не старый. Маленькому Монаху, возможно, было около пятидесяти пяти, но из-за очков с толстыми линзами и копны седых волос он казался почти стариком.
— Нет, — вздохнул он. — Не думаю, что мне понравилась бы такая еда. Видите ли, мы с этой рыбой в некотором смысле друзья, старые друзья. Я целый день охотился за ней, пытался поймать, и наконец мне это удалось. Я буду чувствовать, что уничтожаю своего товарища. То же самое и с гусями… Я понимаю, это очень глупо.
Пока он был увлечен рыбной ловлей, его соломенная шляпа сдвинулась назад, а теперь просто упала в быструю реку.
— Ах, как жаль! — воскликнул Маленький Монах. — Моя любимая шляпа!
Форель так и лежала у его ног под теплыми солнечными лучами.
— Бросьте рыбу обратно, — попросил Гарнет.
— Что?
— Бросьте ее в воду. Это ваш друг. Аббат никогда не узнает. Давайте же быстрее, пусть бедняга живет.
— О, сын мой, сын мой! Вы думаете так же, как и я.
И монах, вытащив изо рта рыбы крючок, бросил ее в бурлящий поток. Несколько мгновений она безжизненно лежала в воде, но потом, сильно ударив хвостом, уплыла.
— Я иногда ловлю рыбу в Испании, — сказал Гарнет, — но, конечно, у меня нет вашего мастерства. На рыбалку со мной иногда ходит отец — он очень хороший рыбак, но никогда не позволяет смотреть на себя посторонним, чтобы не испортить впечатления, которое он производит на окружающих.
Монах повернулся к нему и спросил:
— Что вы хотите этим сказать?
Гарнет засмеялся.
— В свое время, еще живя в Лондоне, мой отец был самым знаменитым мотом и повесой, красавцем и щеголем. Однако под этой маской скрывался очень смелый человек, готовый бороться за то, во что свято верил. Отец никогда об этом никому не рассказывает, кроме, может быть, самых близких людей, и всегда очень боится испортить то, что называет своим нарядом.
— Он еще жив?
— Еще как! Ему уж за семьдесят, а он все еще активно участвует во всем, в чем только можно.
— А ваша мать?
— Нет. Она умерла, как только я родился.
Маленький Монах неподвижно уставился туда, где радостно плескалась рыба.
— Вероятно, для вас так ужасно — никогда не почувствовать ее прикосновения!
— Она была красавицей. Посмотрите, вот ее портрет в этом медальоне. — Гарнет открыл его и поднес к самому лицу монаха. Тот почти уткнулся своими смешными очками в миниатюру и долго рассматривал ее. А потом вдруг задрожал на жарком полуденном солнце.
— Что с вами, брат?
— Ничего, сын мой. Мне немного нехорошо, вот и все. Наверное, солнце слишком напекло голову, я ведь без шляпы. Скажите, а как звали вашу мать?
— Сибелла.
— Какое чудесное имя! — промолвил Маленький Монах, возвел глаза к небу и лишился чувств, упав к ногам Гарнета.
В поместье Саттон никогда не бывало дня лучше. В день летнего солнцестояния, в самый разгар июня, им казалось, что даже дом, построенный для того, чтобы его посещали сильные мира сего, был счастлив оттого, что в его стенах живет особа королевских кровей. В знаменитом саду, в тени деревьев, хозяйка поместья и ее любимый изображали пастуха и пастушку. За деревьями сидел музыкант, играющий на лютне, а охотничья собака вынюхивала в траве лакомый кусочек, который ей бросил сын короля.
