Жанна Монтегю - Наваждение
– Нет, но зато я видела мистера Уокера, а он ненамного лучше.
– Уокер? – Подошедший к ним Адриен уловил обрывок их беседы. – Что этот дьявол делает здесь?
– Я полагаю, что он имеет право находиться на своей земле, и к тому же до сих пор не решен вопрос с границами участков. – «Что это я стала его защищать? – недоумевала про себя Кэтрин. – Этот тип совершенно не заслужил моего участия».
– Я уже занялся этим делом, мисс Энсон. Оно довольно сложное, и боюсь, что карты были составлены слишком небрежно, – важно заявил мистер Пейр, которому для солидности явно не хватало его кабинета с грандиозным письменным столом.
– Это верно! В здешних границах участков сам черт ногу сломит! – подтвердил Деламар, вертя в узловатых пальцах толстую незажженную сигару.
– Проклятые законники! Бомбы на них не хватает! – вскричал Адриен, задрав подбородок и меча глазами молнии.
– Успокойся, дорогой, – донесся с другого конца галереи медовый голосок Элизы. Джентльмены поднялись со своих мест, вежливо ожидая, пока она усядется, и она одарила всех милостивой улыбкой. – Мистер Уокер – хозяин соседней плантации, и коль скоро это так, я позволила себе вольность послать ему приглашение на бал, так что незачем проклинать Кэти.
– Черт тебя возьми, Элиза! Зачем? – Густые темные брови Адриена сошлись в одну полосу.
– Чтобы предотвратить ссору. Лучше будет, если ты повстречаешься с ним на людях, а не столкнешься нос к носу по чистой случайности. Кэти совсем не нужны дуэли на закате – они испортят всю вечеринку.
– А по-моему, мы бы прекрасно развлеклись, – бросил через плечо Джефф, отрываясь от карт. – Я всегда готов быть твоим секундантом, Адриен. Как ты думаешь, он не шулер?
– Шулер! Ты только об этом и способен думать, Джефф! Элиза чертовски права. Нам совсем ни к чему здесь проливать кровь – это отвратительно. А здесь так красиво, и к тому же я умираю от жары, – одернул приятеля Феликс. Он присел на перила веранды и, стоя на одной ноге, покачивал в воздухе другой, разглядывая свой изящный ботинок из телячьей кожи.
– Мы придумали кучу всяких развлечений, – продолжила Элиза, разворачивая веер. – И всюду должны царить мир и согласие, джентльмены, или я на самом деле обойдусь с вами сурово.
– О чем вы хотели поговорить со мною, дитя мое? – спросил Седрик, когда некоторое время спустя ему удалось поймать Кэтрин, спешившую вверх по лестнице. Она остановилась на ступеньку выше, и над ее головой словно засиял нимб из солнечных лучей, струившихся в высокое окно за ее спиною. Седрика поразили перемены, происшедшие с его подопечной с того дня, как она покинула отцовский дом, и он не мог с уверенностью сказать, что перемены эти были к лучшему. Она начисто утратила то неуловимое качество, которое он приписывал наивности. И в эти мгновения, ожидая ее ответа, он вдруг удивился, почему на смену ему не приходит то сияние, что излучают вокруг себя влюбленные женщины.
– Разве я хотела с вами поговорить? – она смотрела на него рассеянным взглядом расширенных голубых глаз. – Вряд ли это было что-то важное. Я что-то не могу вспомнить.
У Седрика не было причины не верить ей, и его неприятно поразила догадка, что она не говорит ему правду, а возможно, и сама не уверена, правда это или ложь. «Надо расспросить Элизу», – подумал он и отправился восвояси.
Филлис дожидалась Кэтрин, чтобы помочь ей управиться с платьем и укрыться под москитной сеткой для обязательного дневного отдыха – иначе ни одна дама не будет в состоянии как следует поразвлечься на предстоящем балу.
– Стало быть, он здесь, мисс, ваш милый, – пробурчала она, утверждая очевидное, – ни для кого не было тайной, что Адриен прибыл на плантацию. Просто таким способом Филлис выражала свое неодобрение.
– Да, он здесь, – ответила Кэтрин, растянувшись на кровати и наблюдая за тем, как колышутся кружевные занавески. Воздух за ними дрожал от зноя, и она удивлялась тому, что здешнюю жару можно даже видеть.
– Мне приготовить для вас кремовое вечернее платье или какое другое? – И этот вопрос был решен уже несколько дней назад.
– Спасибо, Филлис, – невпопад ответила Кэтрин. Веки ее слипались, и если ей чуть-чуть повезет, она, наверное, сможет поспать.
– Как вам угодно. Я разбужу вас в пять часов и подам чай. Дай Бог здоровья лорду Седрику. Что бы мы делали без его запасу? От чая гораздо больше бодрости, чем от их вонючего липучего кофе, который здесь хлещут с утра до ночи.
– Где мадам Джордан? – Кэтрин захотелось поговорить с кем-нибудь об Адриене – единственной волновавшей ее теме. Филлис, не жаловавшая его, для этого не подходила – ей требовался кто-то другой, вроде Элизы.
– Я видала, как она шла в свою комнату, мисс, и с нею мистер Уоррен. И она была в одном неглиже. Не думаю, что леди пристало шляться по дому в таком наряде под ручку с джентльменом.
– Ради всего святого, он же ее брат. – Кэтрин зевнула, впадая в дремоту. – Вот если бы с нею был кто-то из двух молодых новых джентльменов, ты могла бы ее упрекать.
– А вот в них-то я и не уверена. Тот, что белобрысый, – слишком смахивает на бабу, а другой… мисс, да вы спите? – Филлис склонилась над распростертой на кровати фигурой, потом неслышно задернула москитную сетку и на цыпочках удалилась.
Кэтрин снова очутилась в доме викария. Старая полосатая кошка лежала с выводком новорожденных крошечных котят, они пищали и барахтались на пушистом коврике возле камина, который они обычно топили с миссис Даулинг в зимние вечера, сидя у огня с рукодельем. Она попыталась громко заговорить с этой доброй честной женщиной и проснулась, чувствуя стеснение, хотя и понимала, что никого здесь быть не могло – или, по крайней мере, не должно быть. Но была ли она действительно одна?
– Филлис? – прохрипела она, поднимаясь на локте.
Ответа не последовало, однако она была готова поклясться, что в комнате кто-то был.
Снова на нее навалилось забытье, но сквозь плотно прикрытые веки она словно продолжала видеть тени веток, качавшиеся на цветастых обоях, угол туалетного столика, аляповатую резьбу на спинке кресла, изредка тускло вспыхивавшую, когда на нее через окно падал солнечный луч.
«Но ведь жизнь всегда была парадоксом, – это говорил ее отец, и дымок вился над его вересковой трубкой, которую он только что вынул изо рта. – Разве ты сама не видишь этого, Кэтрин? Даже если ты проживешь до ста лет, твой след окажется лишь едва заметной царапиной на карте бытия. Ничто превращается в ничто».
Не отрывая от него взгляда, она слушала его слова и потянулась, чтобы прикоснуться к нему, но он стал удаляться, словно в ножки его кресла были вделаны колесики. Он удалялся все быстрее и быстрее, пока не исчез из виду в надвигавшейся грозовой туче. Она навалилась на Кэтрин огромной тяжестью. Руки и ноги ее отяжелели. Она не могла ни двинуться, ни закричать, охваченная страшной неподвижностью. Преодолевая ужасную боль, словно в схватке со смертельным врагом, Кэтрин все же ухитрилась поднять веки, пораженная сухостью во рту и холодным липким потом, покрывавшим ее тело.
