Жанна Монтегю - Наваждение
«Мы словно молоденькая флиртующая парочка», – с удивлением подумал он, а ведь их вряд ли можно было назвать впечатлительными нежными натурами. И все же ему доставляло удовольствие просто смотреть на Фени.
Она была восхитительна, в полном расцвете женской красоты, общительная, но с манерами истинной леди, с этой невообразимой формы штуковиной на голове, именовавшейся шляпкой, и выбивавшимися из-под нее прядями рыжих волос. Накрыв импровизированный стол со сноровкой примерной супруги, она уселась боком, изящно скрестив ноги, обутые в высокие ботинки и тщательно укрытые широким подолом юбки. Они с аппетитом ели, вдоволь пили шампанского и бездумно любовались игрой чаек и маневрами белоснежных яхт, бороздивших озерную гладь.
– Игрушки богатых мужчин, – заметила она, откинувшись на локоть, – они ведь так любят воображать себя моряками.
– Похоже, вам известно все об всех богатых мужчинах в этом городе, – ревниво проворчал он.
– Я бы этого не сказала. – Она пощекотала ему подбородок своим веером из павлиньих перьев и рассмеялась. – Но приходится учиться и этому, ведь мне не повезло родиться с серебряной ложечкой во рту, как вам.
– Но по вашим словам я понял, что и ваши родители были людьми обеспеченными.
– Средний класс, мой дорогой сэр. Очень респектабельные – пожалуй, на деле даже более респектабельные, чем ваша каста. Вот почему я и сбежала, и даже не помышляла вернуться домой, когда забеременела.
– Так у вас есть ребенок? – Казалось, что ему каждый день предстоит очередное открытие, связанное с характером этой обворожительной женщины.
– У меня дочка, Кристина. Ей уже шестнадцать.
– Она живет в Новом Орлеане? Она знает, чем вам приходится заниматься?
– Глупый мужчина! – Ее улыбка умудренной жизнью особы смутила Седрика. – Конечно же, нет. Она находится в самой респектабельной закрытой женской школе в Чарлстоне. Я иногда навещаю ее, и у нее сложилось впечатление, что ее мать – состоятельная вдова.
– Но что вы будете делать, когда она закончит школу? – Каким бы глупым мужчиной Седрик ни был, обычаи он знал неплохо.
Лицо Фени помрачнело. Он задел больное место.
– Должна признаться, что это для меня проблема.
– Позвольте мне помочь вам. – Он положил свою руку на ее.
– И как же, ради всего святого, вы, милорд, собираетесь это делать?
– Я пошлю ее в Англию и устрою там, если вы пожелаете. И выведу ее «в свет».
– Вы бредите, Седрик. – Обращенный на него взгляд был полон мудрости и боли. – Я была шлюхой, а теперь я содержу шлюх. Вам ни за что не удастся от этого уйти.
– Я могу попытаться.
– Но почему?
– Из почтения к прекрасной матери милой Кристины.
Озеро было совершенно гладким и таким синим, что казалось – это кусок небосвода упал на землю, чтобы украсить и без того чудесный пейзаж. Фени долгое время любовалась им, а потом промолвила:
– Вы очень добрый человек, Седрик. Но вам прежде всего надо подумать о Кэтрин.
– Весьма скоро я сбуду ее с рук.
– Замуж за Адриена Ладура. – Она вытащила сигарету. Вспыхнула спичка, и пара огоньков пламени отразилась в янтарной глубине ее глаз. Она затянулась, задержала дым в легких, а потом медленно выдохнула его, сказав – Вы знаете, что его игрушка когда-то была одной из моих девушек?
– Деламар говорил, что у него есть любовница, но я не понял, что это какая-то постоянная пассия.
– Это так. Он купил для нее дом на Вьё Карре. Ее зовут Лестина Кларемон.
– Она черная? – И Седрик подумал о Серине, хотя больше ни разу не спал с этой дикой красоткой, слишком увлеченный ее хозяйкой.
– Нет же, нет. – Фени отвечала несколько нетерпеливо, словно учитель, растолковывавший урок ученику-тугодуму. – Я ведь уже объясняла о разнице между неграми и полукровками. Лестина – квартеронка, из того смешанного общества, что сложилось только у нас, в Новом Орлеане. Она однажды рассказывала мне, что ее цветные предки даже владели плантациями в Санто-Доминго, но вынуждены были бежать во время восстания рабов в 1790 году и искали прибежища здесь.
Седрик нахмурил брови и недоуменно покачал головой:
– Никак не могу взять в толк, как эти полукровки могли поработить своих же соплеменников.
– Они считают себя французами, к тому же их кровь разбавлялась не раз белыми мужчинами. Из их рядов вышло много поэтов, писателей и художников, а также искуснейших мастеров, работавших по металлу: они участвовали в строительстве большинства здешних домов и превзошли всех в ажурных литых решетках. Но иногда случалось, что семья не в состоянии должным образом воспитать свою дочь или же найти ей подходящего мужа из равных себе. И тогда у них не оставалось иного выхода, кроме как воспитать из девушки образованную содержанку для белого мужчины. И только для него одного, прошу вас заметить. Ни один цветной мужчина и пальцем не смел к ней притронуться, если они не были женаты.
– Адриен по-прежнему посещает Лестину? – Седрика насторожило такое падение нравов. Каким бы он ни был гулякой, у него оставалось сентиментальное желание видеть Кэтрин счастливой в браке, ведь он поклялся когда-то своей умершей любви, Деборе, что ничего не пожалеет для ее дитя.
– Девушки докладывают мне, что это так.
– Увы моей Кэтрин!
– Вам надо присматривать за нею, Седрик. Ладуры всегда были гордецами и ловеласами.
– Вы полагаете, напрасно выходит за него? Должен ли я повысить требования? Но, видите ли, он уже успел соблазнить Кэтрин.
– Это очень похоже на Адриена. – Лукавая улыбка скривила ее губки.
– Черт побери! – рявкнул Седрик. – Она-то его любит. И я разобью ей сердце, если расскажу про Лестину.
– А вы не говорите. Это входит в число вещей, с которыми ей предстоит смириться, выходя замуж за креола. Они никогда не были верными мужьями, и от этого мой бизнес только процветает. Так что я лично не жалуюсь.
Седрик и сам не знал, то ли бурлившее в крови шампанское, то ли искреннее чувство заставило его внезапно сказать:
– Бросьте это, Фени. Вернитесь со мною в Англию. И увезите с собою Кристину.
Фени считала себя весьма стойкой особой, однако это предложение смутило ее. Она натянуто рассмеялась и ответила:
– Я намерена сделать вид, что ничего не слышала. Иначе рано или поздно вы пожалеете об этом.
Он придвинулся ближе и обнял ее за талию:
– Я не шучу. Я одинок, Фени. И я нуждаюсь в женщине, в спутнице жизни. Я богат. Я могу позволить себе любую чертовщину, которая придет мне в голову. У меня нет титула, за который надо драться, нет детей, которые станут делить наследство. Я все оставлю вам, а потом – Кристине и Кэтрин. Что вы скажете на это?