Виктория Холт - Дьявол верхом
– Значит, несмотря на то, что граф обеспечил вас домом и всем необходимым, вы его не любите?
– Не люблю! – она рассмеялась. – Эти слова кажутся странными по отношению к нему. Интересно, есть ли вообще кто-нибудь, кто любит графа. Люди его боятся, некоторые уважают за богатство и положение, а многие ненавидят. Даже его любовницы едва ли могли бы сказать, что любят его.
– А вы принадлежите к тем, кто его ненавидит?
– Я бы возненавидела всякого, кто бы поступил с Урсулой так, как он.
– Граф был настолько жесток к ней?
– Если бы она не вышла за него замуж, то была бы жива.
– Вы не имеете в виду, что он… убил ее?
– Можете понимать и так, мадемуазель.
Я покачала головой, и Иветт положила ладонь на мою руку.
Больше она ничего не сказала, и в тот день наше tete-a-tete завершилось.
Я много думала о разговоре с Иветт. Казалось, она располагает какими-то тайными сведениями. Если это так, то я должна узнать, в чем они заключаются. Иветт дала понять, что в них не содержится ничего хорошего для графа. Я поежилась, вспоминая, с каким выражением лица она говорила, что он повинен в смерти жены.
Если бы граф был рядом со мной, я бы не поверила, что это правда, но в его отсутствие я могла рассматривать факты более хладнокровно. Нужно еще поговорить с Иветт. Если я узнаю больше о характере Урсулы, то, быть может, мне удастся пролить свет на эту историю.
Марго попросила меня сходить в город и купить ленты для костюмчика Шарло.
– Ты сумеешь выбрать нужный цвет, Минель, – сказала она.
Я отправилась одна. Днем в Грасвиле мы не нуждались в сопровождении, поэтому я не впервые пошла в город в одиночку.
Шато-Грасвиль был не столь великолепен, как Шато-Сильвен, и походил скорее на великолепный сельский дом, чем на замок. У семьи был еще один замок в сорока милях к северу – как я слышала, гораздо больший – но они предпочитали этот. Окруженный серой каменной стеной, Шато-Грасвиль с его четырьмя изящными башенками был хорошо виден из города.
Было не слишком раннее утро, солнце уже высоко поднялось, и день обещал быть жарким.
В городе несколько человек приветствовали меня. Одна женщина спросила, как поживает малыш. Я ответила ей, что у Шарло все в порядке.
– Бедный малютка! Быть подброшенным таким образом! Я бы сворачивала шею матерям, которые бросают своих детей так же легко, как мсье Беррей сворачивает шеи своим цыплятам!
– Но о Шарло сейчас заботятся так, как этого можно только пожелать, мадам.
– Я знаю. А молодая мадам просто рождена для того, чтобы быть матерью! Вот она и стала ею, спустя всего лишь несколько недель после свадьбы! – Она весело расхохоталась.
– Мадам очень любит детей, – сказала я.
– Да благословит ее Бог!
Я двинулась дальше. Почти каждый встречный спрашивал меня о ребенке.
Потратив некоторое время на выбор лент, я решила выпить чашку кофе с моим любимым пирожным, прежде чем возвращаться в замок.
Сидя под голубым зонтиком, я слушала болтовню мадам Дюран, которая принесла мне кофе и не переставала радоваться счастливой судьбе ребенка, которого оставили у ворот замка.
Когда она ушла, я задумалась о разговоре с Иветт и о том, почему она так ненавидит графа. Ну-Ну испытывала к нему те же чувства. Причиной могло быть его отношение к Урсуле, которую они обе очень любили. Я многого не знала о ней. Раньше я считала ее всего лишь капризной ипохонд-ричкой, но подобное суждение с трудом подходило к женщине, способной внушать окружающим такую любовь и преданность. В отношении Ну-Ну, потерявшей собственного ребенка, это еще можно было понять, но Иветт – другое дело. Иветт обладала здравым смыслом и независимым мышлением, и если она так сильно подружилась с дочерью своих хозяев, значит, в той было что-то необычное.
Когда я думала о графе и его делах, то рано или поздно заходила в тупик.
Сидя под голубым зонтиком, защищавшим меня от солнца, потягивая кофе и закусывая пирожными, я внезапно ощутила странное чувство, словно за мной наблюдают.
Это чувство казалось особенно необычным, так как оно охватило меня ярким солнечным утром в центре города. Стараясь держаться естественно, я обернулась и заметила человека, сидящего поодаль. Как только я повернулась, он дернул головой и уставился перед собой. Я была уверена, что он наблюдал за мной. Затем мне внезапно пришло в голову, что я видела его раньше. Это произошло, когда мы ехали из Парижа в Грасвиль. Он был в гостинице, где мы остановились на ночь. Что-то в посадке головы делало его легко узнаваемым. Шея была довольно короткой, плечи круглыми. Он носил темный парик и высокую шляпу с полями, частично закрывавшими лицо, – такие шляпы в те дни можно было встретить повсюду. Жакет и штаны были того же неброского коричневого цвета, что и шляпа. Короче говоря, его одежда не привлекла бы внимание ни в городе, ни в деревне. Я узнала его только по посадке головы.
Должно быть, мне почудился его интерес к моей особе. Для этого просто не было причины. Разве только незнакомец услышал, что я – кузина молодой мадам из замка, которая недавно усыновила найденного ребенка.
И все же на какой-то момент мне стало не по себе. С тех пор, как на лесной тропинке я едва не лишилась жизни, меня не покидала настороженность.
Встав и пойдя по улице, я все еще думала о человеке в темном парике. Казалось странным, что он был в гостинице, где останавливались мы. Но, быть может, он просто живет здесь. Надо будет осторожно навести о нем справки.
Я снова зашла в лавку, решив купить кружево, которое там видела. Выйдя оттуда и проходя мимо кондитерской, я увидела, что незнакомца за столиком больше нет.
Возвращаясь в замок, я бросила с холма взгляд назад. Человек следовал за мной на почтительном расстоянии.
Я вернулась в дом, все еще думая о нем.
* * *Было нелегко вызвать Иветт на разговор об Урсуле. Найдя ее сидящей в саду за шитьем, я присоединилась к ней.
– Нужно пользоваться возможностью, – промолвила она. – Это не продлится долго.
– Вы имеете в виду мир и покой?
Она кивнула.
– Интересно, что происходит в Париже. Должно быть, там очень жарко. Странно, как жара влияет на настроение! Люди, наверное, выходят по вечерам на улицы, в Пале-Рояле все время собрания, на которых звучат речи, клятвы, угрозы…
– Правительство должно принять решение. Граф, безусловно, посещает собрания.
Иветт покачала головой.
– Ненависть и зависть слишком сильны. Теперь едва ли что-нибудь можно поделать. Если народ восстанет, не завидую аристократам, которые попадут в руки толпы.
