Элизабет Лоупас - Блеск и коварство Медичи

— Ладно, дитя мое, — наконец произнес кардинал, беря себя в руки. — Тогда что ты слышала? Ты ведь открыла глаза, прежде чем выйти из комнаты, чтобы не наткнуться на дверь?

— Я слышала, как вошла одна из придворных дам синьоры Бьянки. — Она прекрасно сознавала, что кардинал не поправит ее за то, что она не удостоила Бьянку Капелло соответствующим титулом. — Великий герцог был с ней — они разговаривали, слишком тихо, чтобы я могла разобрать слова. Я слышала звук мандолины, словно женщина настраивала ее, но они звучали приглушенно и… непохоже на музыку.

— Откуда ты знаешь, что это была мандолина?

— Позже, когда я открыла глаза, то увидела ее.

Кардинал кивнул. Казалось, он был доволен.

— Было много разговоров относительно той мандолины и особенно относительно размеров и формы того, что в ней могло быть. Около дюжины людей были за дверью и видели, как входила женщина. Прекрасно, продолжай.

— Синьора Бьянка вскрикнула. Почти в тот же миг раздался плач ребенка. Я услышала плеск и подумала, что это повивальная бабка моет дитя. Синьора Бьянка плакала. Другая женщина пыталась играть на мандолине, наверное, чтобы успокоить ее, но инструмент звучал как-то не так, словно был поврежден.

— А когда ты открыла глаза?

— Когда великий герцог заговорил со мной. Он стоял передо мной с ребенком на руках. Младенец был голым и мокрым, и на его коже были следы крови и кусочки чего-то белого, похожего на пасту или воск. Пуповина была перерезана и завязана красной ниткой. Это совершенно точно был мальчик.

— Итак, это был новорожденный младенец — сомнений быть не может. Остается только понять, каким образом Франческо смог обеспечить себе рождение здорового ребенка.

Кьяра думала о том же. Но промолчала.

— И после этого ты вышла из комнаты? Ты не видела, что стало с мандолиной или женщиной, которая на ней играла?

— Нет, ваше высокопреосвященство.

— Боюсь, обе женщины сейчас на дне Арно. До меня дошли слухи, что и музыкантша, и повивальная бабка без вести пропали.

Кьяра уставилась на него. Блеск и веселье в большом зале, казалось, померкли, подобно тому как яркие брызги фейерверка блекнут и оставляют на ночном небе лишь дымящиеся следы.

— Пропали? Обе?

— Вот именно. Возможно, тебе повезло, что ты не можешь точно сказать, что произошло в спальне синьоры Бьянки.

Толпа людей в другом конце салона зашевелилась. В комнату вернулась великая герцогиня. Она медленно шла к возвышению, и по обе стороны от нее кланялись господа и приседали в реверансах дамы. Она величественно дошла до своего кресла, стоявшего рядом с креслом великого герцога. Его темноволосая голова склонилась к ней, он произнес несколько слов только для нее.

Какие еще преступления он совершил? Неужели обе придворные дамы Бьянки Капелло убиты, их тела съели рыбы, а их кости медленно плывут к морю во мраке Арно? Как он может есть, пить, принимать дары на этом щедром празднике Богоявления, выкупанный, надушенный, блистающий драгоценностями?

Конечно, великая герцогиня ничего об этом не знает. Она бы ни за что не стала потворствовать такому тяжкому греху.

— Я должна вернуться на свое место, — сказала Кьяра. — Она может позвать меня.

— Еще минутку, — произнес кардинал. — Английский алхимик, магистр Руанно дель Ингильтерра… Ты ведь с ним работаешь и часто его видишь, верно?

О нет. Только не магистр Руанно. Не Руан, ее мрачный тайный любовник, приходивший к ней во снах, навеянных соннодольче. Руан, спасший ее бабушку и сестер, который в самом начале открыл ей секрет прохождения инициации. Он бы никогда не стал помогать великому герцогу плести заговор, скрывать убийство. Если только… если только он не ведет двойную игру, притворяясь заговорщиком, тем временем все глубже и глубже заманивая великого герцога в сети зла, очерняя свою бессмертную душу, мстя за страшную смерть донны Изабеллы.

Должно быть, кардинал заметил, что она побледнела.

— Ты неверно меня поняла, милочка… Я не слыхал, чтобы магистр Руанно был связан с подменой ребенка или исчезновением двух придворных дам синьоры Бьянки. Я спросил тебя о нем, просто потому что видел, как он смотрит на тебя, а ты избегаешь смотреть на него. Он твой любовник?

Да.

Нет.

— Нет, — с заметным усилием прошептала она.

Он улыбнулся. Как этот человек умудряется так весело и развратно улыбаться, словно читает ее самые потаенные мысли?

— Если хочешь, чтобы с тебя сняли обет целомудрия, — предложил он, — я могу это устроить. Втайне, разумеется. Великому герцогу знать об этом необязательно.

— Я буду знать. — Она глубоко вздохнула, успокаиваясь. Она не хотела оказаться впутанной в какие бы то ни было сети, которые плетет кардинал. Всем известно, что он совершенно не по-христиански ненавидит Бьянку Капелло, но и особой братской любви к великому герцогу тоже не питает. Лучше держаться от него подальше. — Благодарю за вашу заботу, ваше высокопреосвященство, однако сейчас я довольна тем, что имею.

Он пожал плечами.

— Как знаешь, моя милая, — произнес он. — Великая герцогиня смотрит в нашу сторону, и я подозреваю, что она хочет, чтобы ты присоединилась к остальным придворным дамам.

— Благодарю, ваше высокопреосвященство. — Она снова опустилась на колени и поцеловала кольцо. — Счастливого Богоявления.

— Да пребудет с тобой Господь, дитя мое, — ответил он. Пышные щеки под веками сморщились, когда он улыбнулся. — Можешь идти, удачи тебе.

Глава 33

— И о чем ты там шепталась с кардиналом?

Руанно дель Ингильтерра чувствовал себя неуютно в нарядном набивном камзоле и широких штанах, надетых поверх узких чулок из узорчатого багрового шелка. Его праздничный наряд дополнялся черным бархатным жакетом с высоким накрахмаленным воротником и кружевными манжетами. По всей видимости, великий герцог тоже расщедрился по случаю праздника. Однако по одному взгляду на магистра Руанно — Руана — она поняла, что ему не терпится снова облачиться в свою обычную черную куртку и штаны.

— О рождении, — ответила Кьяра, — и о смерти.

Она присела в реверансе перед великой герцогиней. Та одарила ее благосклонной улыбкой и сделала легкий жест рукой, что означало разрешение наслаждаться обществом придворной молодежи. Великая герцогиня, благослови ее Господь, сделала это настолько утонченно, будто ей самой было сто лет от роду. Кьяра с искренним восхищением поцеловала ей руку и отошла в сторону.