Эрика Ридли - Греховный поцелуй
Он заметил карету Радерфордов впереди и в мгновение ока обогнал. Когда ее колеса замедлили движение, Гэвин спрыгнул с лошади, прошел несколько шагов пешком и распахнул дверцу кареты.
Франсина смотрела на него с нескрываемым ужасом.
— Лайонкрофт, — с трудом смогла она произнести, нервно теребя юбку, — что за сюрприз!
Он с холодным видом наклонил голову:
— Не правда ли, неожиданность?
Бенедикт хмуро смотрел на него, морща лоб:
— Чему мы обязаны этим удовольствием?
— Я приехал поздравить вас, — сказал Гэвин. — С будущим наследником.
Бенедикт еще больше нахмурился:
— Я не наследник, Лайонкрофт. Я уже граф. И, как это ни ужасно, теперь наследник Эдмунд.
— Но дело совсем не в этом, — язвительно возразил Гэвин. — Не правда ли, Франсина?
Она побледнела.
— Ага, — Гэвин блеснул свирепой улыбкой, — ты ему не рассказывала? Но ведь рано или поздно он заметит.
Бенедикт кашлянул, в салфетку:
— О чем ты, черт побери, толкуешь, Лайонкрофт?
Гэвин залез в карету и расположился на заднем сиденье.
— Твоя жена убила Хедерингтона, потому что беременна от него.
Бенедикт замер.
— Он лжец! — закричала Франсина, цепляясь за рукав мужа дрожащими руками.
— Она долгие годы готова была расстилаться ради него, и наконец эти старания окупились, — продолжал Гэвин безжалостно. — Вполне возможно, что она носит в чреве следующего маленького лорда Хедерингтона.
Франсина закрыла глаза, выпустила рукав мужа, и руки ее упали.
Бенедикт смотрел на жену. Лицо его обрело пепельную бледность.
— Ты уверяла меня, что с этим покончено. Когда в скандальной газетенке появилась статейка о твоем прошлом, ты говорила, что это было единственный раз, что это была ошибка.
Франсина отвела глаза. Губы ее были плотно сжаты.
— Ну, в этой скандальной газетенке говорилось гораздо больше, — любезно напомнил ему Гэвин.
Он извлек из переднего кармана ту самую статью и расправил вырезку на коленях.
— В ней говорится, что Франсине следовало поискать кого-нибудь на стороне, чтобы произвести на свет наследника. Если это произошло, она не сможет скрывать свое состояние слишком долго. Скоро оно станет очевидным для всех.
Бенедикт сглотнул. Его взгляд и голос были тусклыми.
— Франсина?
— Мы ведь оба хотели ребенка. Мы все время говорили об этом. Не моя вина, что ты не мог стать отцом. И потому я нашла тебе замену. Я его не любила, Бенедикт. Я просто хотела ребенка. Для нас обоих. Как мы мечтали.
Он отшатнулся и теперь смотрел на нее широко открытыми, глазами.
— Я хотел собственного ребенка.
— Это и будет твой ребенок, — проскрежетала она сквозь стиснутые зубы, — если ты так скажешь. Подумай только, дорогой, у нас вырастет новый граф!
— Потому что ты убила старого? — Бенедикт шарахнул кулаком по стенке кареты. — Моего брата, Франсина. Моего брата!
Ее голос дрогнул.
— Ты его ненавидел. Сколько раз ты желал его безвременной кончины?
— Потому что он спал с моей женой, — взревел Бенедикт. — Мне хотелось убить его за это.
— Я сделала это вместо тебя.
Она положила дрожащую руку ему на колено.
— Я сделала это для нас обоих.
— А теперь мы все вместе отправимся к мировому судье, — произнес Гэвин. — Я последую за вами верхом.
Гэвин постучал по стенке кареты, чтобы дать знать кучеру.
— Постарайтесь не убить друг друга по дороге.
Чтобы скоротать время, пока не придут вести от Гэвина, Эванджелина решила остаться в детской, но девочек не было видно. Что показалось ей еще более странным, она не смогла найти даже слуг, чтобы спросить, где они могут быть. Или хотя бы одного гостя. Не вышли ли они все в сад запускать змеев или играть в мяч?
Она направилась в комнаты слуг, и тут задняя дверь распахнулась, открывая вид на лужайку, где еще стояли воротца для игры в шары, приготовленные ко дню рождения Джейн. Не было ни воротец. Ни змеев. Но там сновали слуги — не менее десяти человек.
Желудок Эванджелины сжала судорога. У нее возникло ужасное подозрение, что весь штат Блэкберри-Мэнора занят обычной игрой в прятки.
Из-за двух высоких кустов ежевики выбежала Джейн, заметила Эванджелину и разразилась слезами.
Эванджелина подбежала к ней и погладила ее по голове:
— Что случилось?
— Это я виновата, — рыдала Джейн. — Близнецы все утро просились поиграть на воздухе, и я обещала поиграть с ними, но не сдержала обещания, потому что хотела прокрасться в студию дяди Лайонкрофта посмотреть миниатюру, которую он писал с меня. Когда я вернулась, их не было. Мы все пошли их искать, но не смогли найти. Потом мы нашли Рейчел. Она плакала и сказала, что Ребекка где-то в кустах, что она ушиблась, но мы нигде не смогли ее найти.
— О нет, — выдохнула Эванджелина. — Бедняжка! Рейчел знает, где она?
— Она так плачет, что с трудом может выговорить хоть слово. Мы не можем от нее ничего добиться.
Эванджелина выпрямилась.
— Я смогу. Отведите меня к ней. Поскорее!
Джейн со всех ног помчалась. Эванджелина едва поспевала за ней.
Они продирались сквозь ряды высоких кустов ежевики, не обращая внимания на то, что колючие ветки вцеплялись в их волосы и рвали юбки. Когда наконец Эванджелина начала было думать, что эти плантации будут тянуться до бесконечности, в центре небольшой прогалины их взорам открылась красивая белая беседка.
Джейн споткнулась и остановилась.
— Рейчел! Рейчел!
Она повернулась к Эванджелине. В глазах ее застыл ужас.
— Не понимаю. Она была именно здесь. А теперь я потеряла и ее!
— Нет, — задыхаясь, закричала Эванджелина. Она только что увидела за кустом ежевики хорошо знакомую фигурку. — Она все еще здесь.
— Доброе утро, дорогая. — Нейл Пембертон крепко держал Рейчел, приставив кее ребрам нож. — Соскучилась по мне?
О Господи!
— Отпусти ее, — потребовала Эванджелина. Голос ее дрожал и срывался.
— С какой стати? — проговорил он, растягивая губы в плотоядной улыбке. — Она прехорошенькая. Ты знаешь, как я люблю девочек.
— Отпусти ее, — повторила Эванджелина пронзительным, срывающимся от страха голосом. — Джейн, мне надо, чтобы ты поскорее бежала отсюда. Найди мать, служанку, кого угодно. Скажи им, что здесь Нейл Пембертон и что Рейчел у него в руках.
— Она останется у меня в руках столько, сколько потребуется, — тихо поправил он. — Стоит посмотреть на эти пухлые щечки и длинные загнутые ресницы. Я думаю, что здесь две такие прелестные крошки. Чего бы я ни дал, чтобы завладеть обеими…