Людмила Третьякова - Дамы и господа
Но как бы то ни было, ночное вторжение осталось без каких-либо последствий и для здоровья, и для отношений с Пушкиными. Буквально на следующий день семидесятишестилетняя приятельница Надежды Осиповны пришла, чтобы справиться об их с Сергеем Львовичем самочувствии.
«Я только что принимала визиты у окна — это была г-жа Архарова со своими двумя дочерьми и двумя зятьями», — сообщала она благополучно добравшейся до Петербурга дочери.
…27 февраля 1834 года в придворной жизни произошло событие, впрямую не имевшее отношения к уже престарелой Архаровой, но вызвавшее ее горячий интерес. В этот день императором Николаем I был подписан указ, обязывающий дам по торжественным дням приезжать к высочайшему двору в так называемом русском платье.
«Русское платье», его покрой, форма были подробно описаны в «Придворном календаре». Белое атласное платье оставляло открытыми плечи; поверх него надевался затканный золотыми нитями сарафан из бархата сочных тонов: красного, синего, темно-зеленого. Довершал это великолепие кокошник, который, как и платье, обычно украшался жемчугом или драгоценными камнями — тут уж все зависело от благосостояния обладательницы наряда. Говорили, между прочим, что на одной из дам было замечено девять или десять изумрудов, каждый величиной с голубиное яйцо, которые она носила в качестве пуговиц на своем сарафане.
Нововведение обсуждалось повсеместно и мужчинами тоже.
В письме брату К.Я.Булгаков делился своими впечатлениями от выхода фрейлин в «русских платьях»:
«Утром вчера несколько дам были в новых костюмах: красавиц еще более украшает, а дурным не к лицу. Описать не умею; род сарафана… на голове кокошник с длинным вуалей или фатою, а у девушек повязки бархатные, шелковые, парчовые или с другими украшениями».
…В квартиру Архаровой на Гагаринской набережной приехали обе ее дочери со своими приятельницами и Надежда Осиповна Пушкина. Все во главе с хозяйкой принялись рассматривать «модные картинки», где в цвете была изображена новинка.
Кто-то из дам высказал опасение, легко ли будет удержать на голове кокошник, да еще в танце.
— А ты, мать моя, не особо крути головой. Чай, не сорока! — советовала Архарова, внимательнейшим образом изучая картинки.
Сама она пристрастия к портновским изыскам никогда не имела, считала это пустым занятием и до глубокой старости появлялась на балах, одетая по моде екатерининских времен. Именно в таком наряде ее изобразил Боровиковский.
Никакие уговоры дочерей обновить гардероб успеха не имели. Их мать упорно носила то, в чем чувствовала себя легко и удобно, а кроме того, ее одежда свидетельствовала о постоянстве и верности времени своей молодости.
Дочерей она взрастила в строгости, вышучивала их подружек, без конца менявших наряды, и говорила, что стыдно покупать какой-нибудь кусочек тюля с бархаткой, за которые ловкие модистки дерут непомерную цену.
Однако «русское платье» Архаровой чрезвычайно понравилось. Воспитанная без гувернанток, не знавшая по-французски, она испытывала неприязнь ко всему заморскому и теперь радовалась, что императорская воля повернула вконец очужестранившийся двор в сторону своего, исконного и, казалось, уже навсегда забытого.
— Эх, жаль, стара я для такой-то прелести, — говорила Архарова. — А то бы справила себе сарафан да золотом расшила — ни за какой тратой не постояла. Да и прошлась бы в паре с государем…
Приподняв голову и поведя плечами, Екатерина Александровна показала, как бы это выглядело, и сразу помолодела лет на двадцать пять. А дочерям сказала, как отрубила:
— Шейте. Жемчугом украсьте, камушками. На цену не смотрите — мать оплатит. Да только так, чтоб не в грязь лицом, чтоб любо-дорого взглянуть было!
— Ах, голубушки, — продолжала «сарафанную» тему Пушкина, — вы и представить не можете, что нынче делается! Эти платья вскружили голову всему Петербургу. Да только ли ему! Второго дня мне принесли письмо от баронессы Вревской из Пскова. Умоляет заказать ей русское платье. Я, натурально, по старой дружбе тотчас принялась бегать. И что же, у портних ни одной мастерицы свободной — все заняты этой новинкой…
Разговоры затянулись до глубокого вечера, и, утомив старуху Архарову, и порадовав ее душу. Ууегшись на покой, она, как обычно, затребовала к себе чтицу. Книги ей читали исключительно русских авторов. Слушала она всегда с великим удовольствием, прося, однако, пропускать страшные места.
Так шел год за годом этой жизни, внешне ничем особо не примечательной, но для современников как будто ставшей залогом всеобщего спокойствия, благочиния и сердечности. На радость всем, старуха Архарова казалась вечной. Но сама-то Екатерина Александровна про себя знала: ее земной срок подходит к концу. Писали, что «она боялась смерти, а умирала с твердостью и в полной памяти»…
3
Наталья Загряжская. Шампанское «на дорожку»
Много ли на свете таких тетушек, о которых можно написать приятелю, что она «в настоящее время умирает, подкрепляя себя несколькими стаканами шампанского лишь для того, чтобы поиграть в бостон»?
Девичья фамилия Натальи Кирилловны Загряжской — Разумовская. Она доводилась внучатой племянницей «тому голосистому хлопцу из Малороссии, Алексею Разумовскому, который вытянул у судьбы совершенно фантастический фант», стал тайным супругом русской императрицы Елизаветы Петровны. Она, дочь Петра Великого, щедро одаривала не только этого сладкоголосого красавца, но и всю его родню. Отсюда несчетное богатство и брата Алексея — Кирилла Григорьевича Разумовского, отца Загряжской.
…Наталья Кирилловна была первым ребенком в семье. Она стала любимицей еще очень молодого, девятнадцатилетнего, отца, и, несмотря на то что следом появилось еще шестеро детей, его сердце всегда принадлежало именно ей. Были обстоятельства, которые, возможно, особо поощряли это чувство. Девочка уродилась очевидной дурнушкой. Как такое могло приключиться при красавцах родителях? Прошло некоторое время, и отцу с матерью был нанесен еще один удар — у дочери стал расти горб. Разумовские призвали на помощь всех европейских светил медицины, испробовали самые экзотические средства, рекомендованные отечественными знахарями, и все же осилить эту беду им так и не удалось.
Тем не менее, словно не ведая о кознях природы, девочка росла очень бойкой, сообразительной и занятной в обращении. Редкий гость у Разумовских не озадачивался меткостью ее суждений и не разговаривал с этой крошкой с интересом для себя.
