Мэри Бэлоу - Не устоять перед соблазном
— Ты очаровательна, когда сердишься, — сказал он.
— Я не сержусь! — закричала Кэтрин. — Я в ярости! Любовь не игра.
Все та же полуулыбка, полуприкрытые глаза, в которых нет даже искры лукавства или веселья.
— Тогда что, если не игра? — тихо поинтересовался он.
— Это даже не чувство, — проговорила Кэтрин, — хотя чувства здесь присутствуют. И это, естественно, не счастье и ослепительный свет. И это не секс, хотя ты и утверждаешь обратное. Любовь — это крепкая связь с другим человеком либо через рождение, либо через что-то еще, что мне трудно объяснить. Часто сначала это только влечение. Но все гораздо глубже. Это стремление заботиться о другом человеке при любых обстоятельствах и желание, чтобы заботились о тебе в ответ. Это твердое решение сделать другого человека счастливым и стать счастливым самому. И это не всегда приносит счастье. Часто это приносит сильную боль, особенно когда любимый человек страдает, а ты бессилен помочь ему. Из этого состоит вся жизнь. Из открытости, доверия и ранимости. О, я знаю, что моя жизнь была легкой в том смысле, что в ней всегда присутствовала безусловная любовь. Я знаю, что не смогу полностью понять, что значит расти без любви. Но ты хочешь, чтобы последствия этого воспитания разрушили всю твою жизнь? Ты хочешь, чтобы твой отчим продолжал управлять тобой даже из могилы? Тебя любили, Джаспер, все, кроме, возможно, его. Все твои слуги и, думаю, все твои соседи всегда любили тебя. И твоя мать тоже. А Шарлотта просто обожает тебя. Все, я больше не хочу говорить, потому что просто не знаю, что сказать.
Его улыбка исказилась, один уголок рта задрался выше другого, и Кэтрин поняла, что им владеет сильное напряжение, что он, вероятно, не управляет мышцами лица. Вероятно, и две пощечины сыграли свою роль.
— Кэтрин, если бы я смог убедить тебя полюбить меня, — сказал Джаспер, — моя жизнь была бы совершенной. Я был бы счастлив до конца дней. Я…
— Опять это пари! — Кэтрин практически выплюнула эти слова. — Меня уже тошнит от него. Я больше в нем не участвую, ты понял? С ним покончено. Раз и навсегда. Любовь не игра, и я больше не намерена притворяться, будто это не так. Забудь о пари. Наши договоренности недействительны и утратили силу. Конец. Если хочешь и дальше заключать пари, возвращайся в Лондон к своим глупым приятелям, которые считают забавным ставить деньги на то, сможешь ты или нет убедить женщину, не сделавшую никому из вас ничего плохого, предаться с тобой разврату. И позволить, чтобы это произошло в публичном саду под деревом. Уезжай и не возвращайся. Скучать по тебе не буду.
Господи, откуда только взялись эти слова? Почему она опять вытащила на свет ту историю?
— Думаю, — тихо проговорил Джаспер, — с пари покончено. Я причинил тебе смертельную боль.
Это не было вопросом.
— Да, причинил, — подтвердила Кэтрин и разрыдалась.
— Кэтрин. — Джаспер взял ее за плечи.
Но Кэтрин решительно отказалась прижиматься к нему и плакать у него на груди. Вместо этого она уперлась кулачками в него. Горькие рыдания сотрясали ее тело. Ох, какой же дурой она себя чувствует! Откуда вдруг эта истерика? Все же произошло давным-давно. Это старая история.
— Как ты мог?! — сквозь всхлипы воскликнула она. — Как ты мог так поступить?! Что я тебе сделала?
— Ничего, — ответил Джаспер. — Мне нет оправдания, Кэтрин. Это было подлостью.
— И все джентльмены в клубе знали, — проговорила она.
— Да, знали многие, — согласился Джаспер.
— А теперь знают все, — простонала Кэтрин. — Зато так удобно обвинять во всем сэра Кларенса Форестера.
— Да, — произнес Джаспер, — удобно. Но виноват только я.
Кэтрин подняла к нему свое покрасневшее и отекшее лицо.
— Как ты мог так поступить с самим собой?! — тихо спросила она. — Неужели ты не уважаешь себя? Неужели тебе совсем чужда человеческая порядочность?
Джаспер сжал губы. Его пристальный взгляд — сейчас глаза были широко открыты — был устремлен на Кэтрин.
— Не знаю, — сказал он. — У меня никогда не было склонности к самоанализу.
— Ты намеренно не занимался самонаблюдением, — заявила Кэтрин. — Должно быть, в детстве чувства были для тебя невыносимы и ты просто отсек их. Но когда нет чувств, Джаспер, нет и сострадания — ни к другим, ни к самому себе. Ты закончишь тем, что будешь относиться к другим так же, как относились к тебе.
Она тыльной стороной ладони вытерла нос. Джаспер убрал руки с ее плеч и быстрым шагом пошел к камню. Взяв свой сюртук, он вытащил из кармана носовой платок и вернулся к Кэтрин.
Она взяла у него платок, вытерла глаза, высморкалась и скомкала его в кулачке.
— Я никуда не уеду, — сказал Джаспер, когда она подняла на него глаза. — Это мой дом, а ты моя жена. То, что я делал три года назад, непростительно, но, к сожалению, тебе от меня никуда не деться. Я прошу прощения, но никуда не уеду.
— Ах, Джаспер! — проговорила Кэтрин. Против своей воли она испытывала ликование. Он никуда не уедет! — Нет ничего непростительного.
Джаспер молча смотрел на нее несколько мгновений.
— Если пари расторгнуто, — сказал он, — значит, расторгнуты и все договоренности? И нет никаких условий?
— Да, — ответила Кэтрин, и для нее было большим облегчением дать именно такой ответ, потому что она отлично поняла, о каких именно условиях он говорит. Он никуда не едет, но в настоящий момент их семейную жизнь нельзя назвать по-настоящему семейной — из-за того условия, которое она выдвинула при заключении пари в первую брачную ночь.
Все это время она так тоскует по нему, хотя это и нелепо, потому что у них была только одна ночь. Все это время он спит в своей спальне.
— Приходи сегодня ночью ко мне, — произнесла Кэтрин и почувствовала, как запылали щеки.
Бросив на землю носовой платок, она обхватила ладонями его лицо. На левой щеке все еще был четко виден след от ее руки. А она сама, зареванная, сейчас, наверное, похожа на пугало.
Джаспер взял ее руки в свои и, развернув их, сначала поцеловал одну ладонь, потом другую.
— Кэтрин, — сказал он, — ты же не думаешь, что, услышав «приходи сегодня ночью ко мне», я буду ждать так долго? Нельзя ожидать этого от любого уважающего себя мужчины, у которого в жилах течет горячая кровь. И меньше всего от меня.
— Но все будут гадать, куда мы делись, — напомнила Кэтрин, — если мы уединимся в наши комнаты, как только вернемся в дом. Кроме того…
— Кэтрин, — тихо произнес он и поцеловал ее в губы.
И она сразу поняла, что он имеет в виду и какие у него намерения. Ее восприятие тут же обострилось: она кожей ощутила жар солнечных лучей, мягкость травы у колен, услышала стрекот и жужжание невидимых жуков, крик одинокой птицы. До нее донесся аромат его одеколона, запах его разгоряченного тела. Она почувствовала его страстное желание, которое наполняло его тело с головы до ног.
