Барбара Картленд - Любовь священна
Николай Власов рассмеялся:
— Бедный! Тебя еще пытаются женить?
— Пытаются, — ответил герцог.
И он рассказал другу о том, что произошло в казино и что сказала ему графиня Минторп.
— Тебе надо отправиться в путешествие, — посоветовал Николай. — Ты будешь вне опасности, которую описал столь живо, и откроешь для себя много нового.
— Я бы отправился хоть завтра, — сказал герцог, — если бы знал, что мне не придется наносить бесконечные визиты.
Николай Власов опять рассмеялся:
— Мне все это слишком хорошо знакомо! Прием у британского посла, аудиенция у короля и премьер-министра и наконец местные красавицы, которых выставляют перед тобой, как на параде! И вот, произведя на всех превосходное впечатление английского дворянина за границей, ты направляешься в следующий порт!
Герцог тоже засмеялся, но несколько неестественно.
— Расскажи же конец твоей истории, — нетерпеливо сказал Николай Власов.
Герцог не мог говорить о леди Милли даже с лучшим другом и главным образом потому, что сам не понимал, какие чувства он испытывает к ней. Она настолько прочно вошла в его жизнь за последние полтора года, что даже после ссоры этой ночью он не мог поверить, что все кончено. Очень часто, гораздо чаще, чем он признавался самому себе, герцог был близок к решению жениться на Милли. Теперь же он чувствовал себя похожим на лошадь, пришедшую в замешательство от незнакомого предмета на дороге. Он спрашивал себя, что Николай подумает о Милли? Поверит ли он в то, что Милли стала частью его души?
Внезапно у герцога мелькнула мысль, что ведь он не знает, какая у Милли душа. Они никогда не говорили на эту тему, и он знал, что ему было бы очень трудно завести подобный разговор. Этерстон также ясно отдавал себе отчет, что ни с одной из своих приятельниц он не мог бы говорить о том, о чем только что беседовал с Николаем. Женщины в его жизни существовали лишь для развлечения — чтобы веселить его и развеять его дурное настроение, чтобы его лицо никогда не было хмурым.
Милли пыталась в этом преуспеть в последние четыре дня.
Герцог знал: причина ссоры была в том, что он не пошел в ее спальню, как она ожидала; что он не стал предаваться с ней любви, как она настаивала; и в результате она открылась ему той стороной, которую он раньше в ней и не подозревал.
«Нет», — сказал он себе после недолгого размышления, он был уверен, что у Милли нет души, как нет ее, без сомнения, и у него самого.
— Ну, и ты твердо решил, что не женишься на ней? — нарушил ход его мыслей Николай Власов.
— Откуда ты знаешь, что я думаю именно об этом? — изумился герцог.
— Да это же ясно и ребенку! Графиня Минторп — так, кажется, ее зовут? — не могла тебя расстроить до такой степени, что ты мгновенно покинул казино и приехал сюда на рассвете разочарованным циником!
— Неужели у меня был такой вид? — спросил герцог.
— Я прекрасно знаю тебя, — ответил Николай. — Ты считаешь себя грубым и безжалостным. В действительности же, хотя ты скорее умрешь, чем признаешь в этом, ты чувствителен и романтичен!
— Это абсолютная неправда! — отрезал герцог.
Его друг засмеялся:
— Я знаю, что ты будешь отрицать то, что я сказал. Но ведь мы дружим слишком давно, чтобы я не мог видеть тебя насквозь. Ты всегда был избалован своим богатством, но ты все же мыслящий человек. Кроме того, у тебя сильно развита интуиция, к голосу которой, однако, ты редко прислушиваешься.
— Ты говоришь как предсказатель судьбы на базаре, — заметил герцог.
— Но я гораздо более точен, чем любой из этих шарлатанов, — улыбнулся Николай.
— За что я тебя люблю, так это за то, что ты всегда понимаешь, что я хочу сказать.
— Можно ли говорить о чем-нибудь подобном с кем-нибудь из этих ничтожеств, которые толпятся вокруг рулетки в казино? Как сейчас я вижу этих женщин с пальцами, похожими на когти, мужчин, наблюдающих за шаром с сосредоточенностью ястреба! — Николай приложил руку к стоящему рядом дереву. — Они жаждут только денег, денег, денег! — все больше распалялся он. — Но это все равно лучше, чем эмоциональный застой.
— Продолжай, — нетерпеливо произнес герцог. — Я обожаю риторику!
— Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать, — ответил Николай. — Сосредоточенность, честолюбие, тяга к приключениям — все это не менее захватывающе, чем езда на бешеной лошади, восхождение на заснеженную горную вершину или переход опасной реки вброд!
— Ты хочешь сказать, что имеют значение только усилия, которые мы прикладываем к достижению цели, — довольно игриво заметил герцог.
— Да, и эти усилия надо приложить, а увенчаются ли они успехом — это уж зависит от Бога.
— Я подозреваю, что ты призываешь меня совершить паломничество! — сказал герцог.
— Пытаюсь! Забудь то, что было на твоем пути, и иди дальше, — уговаривал Этерстона его друг. — Кто знает, что тебя ждет за горизонтом?
— Готов держать пари, ответил герцог — что там изобилие этих хорошеньких и очень дорогих цветов.
— Но ведь дальше открываются новые и новые горизонты, — спокойно сказал Николай Власов.
Экипаж подъехал к входу в Казбу, и Николай Власов приказал кучеру остановиться.
Рынок располагался вокруг первоначальной Казбы, которая была цитаделью и дворцом династии Деев до того, как французы захватили город в 1830 году. Они разгромили сорокатысячное войско арабов, и, таким образом, был положен конец тиранству, превратившему Средиземное море в самое опасное в мире.
Алжир отличался очень пестрым национальным составом: здесь можно было встретить и мавров арабо-испанского происхождения, и бедуинов, которые составляли большинство населения и которые жили в горах, и представителей чистой расы, которые сохранили не только черты древних греков и римлян, но и их законы, а также некоторые древние христианские традиции в своей религии. И весь этот народ в характерных цветастых одеждах собрался в небольшом арабском городке вокруг Казбы.
Выйдя из экипажа, герцог и Николай Власов еще некоторое время поднимались по узким крутым улочкам, прежде чем приблизились к великолепному дворцу Деев.
Еще дома Николай Власов дал герцогу арабский головной убор и черный плащ.
— Говори по-французски, — велел он другу. — Никто ни под каким видом не должен узнать, что ты англичанин, иностранец!
— А как же ты, ты ведь тоже иностранец? — недоумевал герцог.
— Я писатель, к тому же постоянно здесь живу. Ведь это только в Англии писатели не в почете!
Герцог рассмеялся:
— Это верно. Англичане всегда с подозрением относились к человеку, которого считали слишком умным.
