Графиня на арене - Минерва Спенсер
— Не только за то, что спас меня от Грея, но вообще за то, что… изменил мою жизнь. Поверил, что меня стоит добиваться. Я… я люблю тебя, Эллиот. Очень-очень.
Губы Эллиота разомкнулись, и он судорожно втянул воздух, но так и не произнес ни слова.
Джо неуклюже поцеловала его и распахнула дверь прежде, чем он успел ответить ей тем же. В глазах у нее все расплывалось, и она не сразу нашла взглядом лестницу, о которой говорил Крисп.
Торопливо добравшись до комнаты, Джо разозлилась на себя за непривычную эмоциональность и расплакалась. Наверняка полегчает, если немного отдохнуть.
Да, именно это ей и требовалось — отдых.
Глава 27
Пока Джо отдыхала, Эллиот отмокал в чудесной горячей ванне возле кухонного очага благодаря неоценимой помощи Криспа и дюжих лакеев Сина.
В ожидании ее пробуждения он не терял времени даром.
Помимо того что вынес Ангуса подышать свежим воздухом, он также написал несколько важных писем и отослал сэру Уордлоу, бывшему начальнику из Тайной канцелярии, своему старшему брату графу и небольшую записку бабушке, в которой пообещал навестить ее в ближайшее время.
Крисп тоже немало потрудился. От очага исходили аппетитные запахи, а на кухонном столе уже остывали две свежие буханки хлеба. Эллиот потягивал весьма недурной кларет, а к обеду его ждали еще две бутыли, не говоря уже о свежих цветах, которые как по волшебству возникли там и сям.
По распоряжению Сина один из его слуг примчался из Лондона с саквояжем одежды для Джо и бутылкой его знаменитого виски, причем вещей было столько, словно они с Джо собирались остаться в конспиративном доме как минимум на неделю, а не на одну короткую ночь.
Эллиот намылил полотенце, тщательно вымылся и задумался о предстоящем вечере.
Не стоило сегодня приставать к ней с предложением руки и сердца. Теперь, когда не только вот-вот будет смыто пятно с репутации ее семьи, а ее отца скорее всего провозгласят героем за все его страдания, в высшем свете к Джо будут относиться совсем иначе. Эллиот видел, что многие держат ее и Таунсендов на расстоянии вытянутой руки, и понимал, каково ей жить с клеймом дочери предателя. Теперь, когда бесчестье больше не тяготеет над ней, ухажеры повалят к ней толпами, так что настаивать на настоящей помолвке у него нет права, тем более, что теперь у него даже работы нет. Впрочем, его скромные доходы в любом случае мало значили бы для такой богатой леди.
— Добавить горячей воды, сэр?
Эллиот отвлекся от своей ноги и увидел, что Крисп выжидающе смотрит на него с тазом в руках.
Не дождавшись ответа, камердинер показал на узкий желобок, который проходил по полу посередине кухни.
— Если боитесь, что расплещете воду и мне придется ее вытирать, то не беспокойтесь: излишки стекут.
Дверь кухни распахнулась, и в проеме появилась Джо, одетая в ужасного вида штаны, чулки и просторную льняная рубаху.
Эллиот поспешил выпрямиться, так что вода выплеснулась через бортик ванны, и выдал глупейшую фразу:
— Ты встала…
Джо медленно и чувственно ему улыбнулась, опуская веки.
— Ага. Вот пришла посмотреть… встал ли ты.
Эллиот сдавленно хихикнул и покосился на Криспа. У благопристойного камердинера на впалых щеках появилось по красному флагу, и он уставился на дальнюю стену, явно пытаясь понять, как ему следует себя вести.
Напрягался он зря: Джо подошла к нему, протягивая руки, и заявила:
— Оставь это. Мы справимся сами.
Крисп кашлянул, с отчаянием взглянув на Эллиота, но тот ему кивнул, разрешая передать таз Джо.
— Там… греется еще вода, если понадобится.
— Похоже, ты шокировала моего камердинера, — рассмеялся Эллиот, когда Крисп сбежал.
— Я опять поступила неправильно? — спросила Джо без тени раскаяния.
— Да, скорее всего, но это совершенно неважно.
Джо вскинула брови:
— Ну что, тебе требуется помощь?
— Я, видишь ли, грязный… до неприличия. — Эллиот облокотился на край ванны, положив ладони на стремительно твердевший фаллос.
Взгляд Джо уперся ему между ног, и от страсти в ее затуманенном взоре его естество обратилось в камень.
— Что это у тебя там? — спросила Джо шутливо, выливая воду из таза в ванну и стараясь при этом не обжечь Эллиота.
Он проследил за ее взглядом.
— О чем ты? Вот об этой старой штуковине?
Джо низко, по-животному застонала, и орган, который он сжимал в кулаке, дернулся.
— И насколько же… стара твоя штуковина? — Она растерянно рассмеялась и оторвав взгляд от его орудия, взглянула Эллиоту в глаза. — Почему же я не знаю даже, сколько тебе лет?
— Может потому, что никогда об этом не спрашивала? — Эллиот изогнул бровь. — В следующий день рождения мне стукнет тридцать пять.
— А когда у тебя день рождения?
— Двадцать первого февраля.
— Хм, — протянула Джо, возвращаясь взглядом к тому месту, где Эллиот слегка поглаживал себя рукой. Ее зрачки расширились, и обычно светло-серые глаза сделались совсем черными, когда она хрипло сказала: — Сделай это сам, для меня.
Эллиот мог поклясться, что комната вдруг поплыла и закачалась от непристойного предложения Джо.
— Ты… — Голос прервался. Он откашлялся и попытался заговорить снова. — Ты хочешь, чтобы я, э-э, ласкал себя?
Джо медленно кивнула, неотрывно глядя ему в глаза, и, подцепив ногой, подтянула поближе табурет, на который и плюхнулась, сбросив полотенце.
— Да, я так хочу.
Эллиот знал, что лицо у него горит. У него было немало любовниц, но ни одна из них не просила его предаваться столь личному и постыдному процессу у них на глазах.
— Что не так? Я жду! — потребовала Джо, когда он замешкался.
Эллиот кивнул.
— Ну что же, твое желание — закон для меня. — Он шире раздвинул бедра и сел пониже, так что его согнутые в коленях ноги сильнее выступили из воды. — Потрогай меня, Джо.
Она без промедления сунула руку в воду, с восторгом окидывая его взглядом от члена до лица и обратно. Ее сильные, чуть шершавые руки поглаживали внутреннюю сторону его бедер, а кончики пальцев гладили подобравшуюся мошонку.
Эллиот застонал, его веки дрогнули от редкого и чувственного наслаждения — ощущать прикосновение чужой руки к самой интимной части тела.
— Да… вот так. — Возникшее поначалу смущение улетучивалось от каждого движения ладони и от страсти в голодном взгляде Джо.
Она же не могла припомнить ничего настолько возбуждающего, как вид ее обычно сдержанного любовника, который, отбросив все внутренние запреты,
