Вера - Алиса Клима
– Спокойной ночи, – сказала она тихо, – и спасибо.
Глава 13
Наутро Федосья пришла в барак, и Ирина нарочито копалась в своих вещах, ожидая, что скажет Федосья.
– Ирина и Полька, – позвала Федосья, – Григорий Александрович приказал вам с Кузьмичом ехать в Сухой овраг, сказал, что Кузьмич знает зачем.
Ирина вздрогнула. «Значит, сам он не поедет. Выходит, передумал, – пронеслось у нее в голове. – Так даже лучше», – подумала она, но почему-то разочаровалась.
Было уже светло, когда они выехали, и Ирина наслаждалась красотой леса, забыв уже о Ларионове. Они проехали мимо тропы, на которую ее водил вчера Ларионов, и Ирина вспомнила зарубки на деревьях. Вдруг эта тайная тропа могла однажды стать спасением и для нее. Но мысль о побеге была тут же отметена. Ей стало страшно.
Полька весело болтала с Кузьмичом, а Ирина лежала на соломе и смотрела в небо. Как давно она не смотрела в небо!
– Дядь Кузьмич, – не переставала Полька, – а откуда такое название у Сухого оврага?
– Да, Кузьмич, – подхватила Ирина, – расскажи.
Кузьмич хмыкнул, намекая на свою осведомленность, и поправил папаху.
– А история вот какая, – начал он с охоткой. – Раньше звалась эта деревня Еловка, потому что среди елей стоит, а некоторые говорят, Елошка жил там, вот ее и стали называть Еловка, значить, крестьяне необразованные. Вот народ! Пшла, миленькая. Шельма окаянная!
Он слегка подстегнул лошаденку.
– А как каторжников стали на поселение оставлять, жители в шутку прозвали место Сухой овраг.
– Не понять! – не терпелось Польке.
– Да ты слушай, бедовая твоя башка, – засмеялся добрым смехом Кузьмич. – Вот какое дело. В Москве, в матушке Первопрестольной, место такое было, говаривали: там весь ваш брат собирался и прятался, у кого волчий билет был.
– Это как? – спросила со смешком Ирина.
– Зэков бывших не пускали жить в больших городах после освобождения, значить. – Кузьмич закашлялся. – Либо паспорт не давали, работать не брали… А давали им специальную метку. Вот и стали эту пометку в документах звать «волчий билет», то есть метка, с которой ты сиделый. Волки эти, отребье, уголовники, нищие и прочий такой деловой люд прятался в жутком месте – на Хитровке, стало быть.
– Хитровка… Что-то знакомое, а вспомнить не могу что… – процедила Ирина.
– Место страсть жуткое. Его лет пятнадцать назад истребили властью Моссовета, – продолжал Кузьмич. – На Хитровке был «Сухой овраг», ночлежка между Хитровской площадью и переулком Свиньинским, за «Утюгом»[26]. Там и прятались деловые люди. Вот и стал народ тутошний звать Еловку или Елошку Сухим оврагом – значить, место поселения бывших, понимаешь, зэков, с волчьим билетом, понимаешь.
– Так это было давно, во времена каторжан, при царе еще? – пожала плечами Ирина.
– Давно, голубушка, давно. Давно-то давно, да мало что с тех пор поменялось, – сказал Кузьмич устало.
– Как это, дядь Кузьмич? – спросила весело Полька.
Кузьмич молчал какое-то время, причмокивая своей кобылке.
– Эх, жизнь, – протянул он. – Вот как выпустят вас с зоны, даст Бог, так и получите вы свой волчий билет-то. Говорят, что не отменят его теперь вовек или пока чего не случится. С ним только на выселках жить…
Полька сидела тихо и больше не улыбалась.
– Нам что, тоже в Сухом овраге жить придется? – спросила Ирина, чувствуя, как срывается ее голос.
Кузьмич вздохнул.
– Полстраны, поболее, тебе – Сухой овраг, – сказал он с тоскою. – Выбирай любой. А про Москву забудьте лучше. Я думал, вы знали. Эх, сука подколодная, пшла-а!
Кузьмич ударил кобылку что есть мочи, но она не спешила ускорять ход, потому как была столь же уставшей и голодной, как заключенные, рядом с которыми она жила.
Ирина с Полькой притихли. Ирине стало вдруг так больно от понимания, что имел в виду Ларионов, когда говорил, что однажды ей придется там побывать одной. Они были обречены жить в одном из таких Сухих оврагов. Значит, все было решено. И он знал! Знал всегда…
Но, к своему удивлению, отчаяния Ирина не чувствовала. А больно было, потому что Ларионов так жестоко пошутил. Это было подло.
И впервые за все время она вдруг запела, задорно и громко, а Полька потихоньку подхватила и тоже стала петь все веселее и громче, словно они обе пытались заглушить боль, противопоставляя злу силу любви к жизни.
«Виновата ли я? Виновата ли я? Виновата ли я, что люблю?», – запели они на всю округу, а Кузьмич задорно присвистнул и подстегнул лошаденку.
– Ох, и девка! – причмокнул Кузьмич. – Шельма, а не девка! Головы твоему мужику не сносить!
– А зачем он мне без нее?! – смеялась Ирина тем громче, чем сильнее ей хотелось плакать.
Кузьмич покачивался в такт ходу Шельмы.
– Ничего, погоди, Иришка, счастье оно ведь как ветер – не ждешь его, а он как налетит!
Они смеялись и пели, а позади их нагонял всадник. Вскоре с ними поравнялся Ларионов. Он был раскрасневшийся и запыхавшийся.
– Вашу песню я услыхал издалека, – сказал он весело.
Ирина даже не привстала и смотрела на Польку, словно майора и не было. Полька прыснула.
– Что, Кузьмич, молчишь? – спросил Ларионов. – Хорошо тебе с девчатами ехать?
Кузьмич покосился на Ларионова с озорством в глазу.
– А чего ж не хорошо? Поют мне, а я им байки рассказываю.
– Да уж, – усмехнулась Ирина. – Увлекательнее байки я и не слыхивала.
Ларионов слегка насторожился, заметив сразу ее сарказм.
– И что ж он вам поведал? – спросил Ларионов, а Кузьмич навострил уши и погрузился в тулуп.
– Вам будет неинтересно, вы и так эту байку знаете получше Кузьмича, – сказала с сухим смешком Ирина, подтолкнув Польку. – Вчера я ее от вас слышала, да только не до конца. А вот Кузьмич прояснил.
Ларионов почувствовал, как в сердце его прокрался холодок.
– И что же это за байку я вчера тебе поведал и не до конца? – спросил он.
– Да про Сухой овраг! – выпалила Полька. – Что билет нам волчий дадут, а потом жить нам на отшибе до скончания века!
Ларионов смотрел на Ирину в упор.
– Так, значит, ты решила, что я об этом тебе вчера говорил?
– Мне кажется, это ясно как божий день, – ответила Ирина с напускной непринужденностью.
– Ты и впрямь считаешь меня таким негодяем?
Ирина вздрогнула. Ларионов выглядел несчастным.
– А вам и впрямь есть дело до моего мнения? – бросила она, чувствуя, как закипает внутри Ларионова ярость.
– Я не услышал ответа, – повторил он, и мерин под ним занервничал, словно настроение всадника передалось ему.
Ирина видела, как он пылал от негодования, и в
