Бертрис Смолл - Обрести любимого
— Что? — Мурроу был удивлен.
— Да. Прошлой осенью. Я ничего не смог с собой поделать. Я решил, если я сделаю так, она, может быть, прикажет Тому уехать и забудет об этой своей сумасбродной затее. Выйдет за меня замуж. Даже после того как я взял ее, она сказала мне, что это не имеет значения и что ее силой не загонят под венец. — Патрик раздраженно провел рукой по своим черным волосам. — Боже, Мурроу, я люблю ее! Мысль о том, что она может выбрать Тома, сводит меня с ума! — Он глубоко вздохнул. — Неужели все мужчины чувствуют себя такими дураками из-за женщин, которых любят?
Мурроу задумался над вопросом Патрика. Разница в возрасте между ним и его старшим братом Эваном едва равнялась десяти месяцам. Мать обручила их, когда они были еще мальчиками, с дочерями-близнецами ее третьего мужа от первого брака. Мурроу и Эван одновременно женились, когда им исполнилось семнадцать и восемнадцать соответственно. Для Мурроу никого не существовало, кроме Джоан, так же как и для Джоан никого не существовало, кроме Мурроу. Ласковая Джоан, его маленькая английская птичка с ее красивыми золотисто-каштановыми волосами. Если бы он был на месте Патрика и речь бы шла о Джоан, разве он позволил бы вести себя по-дурацки? Да, решил он, позволил бы, потому что любил свою Джоан так же, как его младший брат любил Валентину.
— Думаю, — сказал он Патрику, — что мы все превращаемся в дураков, когда дело доходит до любви. Но это дела не меняет. Валентина не ребенок. Она взрослая женщина, и, как у всех женщин этой семьи, у нее сильная воля. Она настоит на своем, братец, и тебе предстоит научиться покоряться ее настроениям, иначе ты не выживешь перед болезнью, называемой любовью, которая причиняет тебе столько страданий. — Мурроу положил руку на плечо сводного брата. — Спокойной ночи, Патрик, — сказал он. — Женщина, которую ты любишь, — божий дар. — Он ушел.
Патрик Бурк беспокойно ворочался в кровати. Иллюминатор был открыт, и через него была видна яркая луна.
Воздух был теплым, и в нем чувствовался слабый, едва уловимый аромат, доносимый ласковым ветром, наполнявшим паруса» Архангела «. Он чувствовал легкое покачивание корабля, скользившего по волнам. Неожиданно дверь в его комнату распахнулась и тут же закрылась.
— Кто там? — спросил он, увидев тень, которая быстро проскользнула внутрь.
— Это я, — сказала Валентина, проходя через каюту и садясь на край его кровати. — Ты успокоился, Патрик?
— Да, — сказал он, радуясь ее приходу.
— Ну, если с тобой все в порядке, я пошла спать, — сказала она спокойно, поднимаясь, чтобы уйти.
— Вал! — Его рука поймала ее пеньюар. — Том сказал мне, что между вами ничего не было.
— И я сказала тебе, что ничего не было, Патрик, — ответила она, и голос ее был спокоен.
— Я не могу ничего поделать с собой, голубка! Я так страстно хочу тебя!
— Ты хочешь меня, Патрик? — В ее тоне слышалось раздражение. — Если это все, что ты хочешь от меня, тогда возьми меня! — Она скинула с плеч пеньюар, и тот, шурша шелком, скользнул на пол и упал у ее ног.
Она стояла перед ним обнаженная, а луна заливала серебристым светом ее роскошную фигуру, делая ее похожей на какую-то богиню.
Он чувствовал, что его тело откликается на эту картину точно так же, как откликнулось бы тело любого мужчины.
— Вал! — голос его срывался.
— Что, сэр? Ты больше не хочешь меня? — с насмешкой спросила она.
— Оденься, черт возьми! Сию же минуту, мадам! Ты позоришь нас обоих своим поведением, — прошипел он.
Валентина лениво потянулась, подняв руки над головой, чтобы ему были лучше видны ее изумительные груди. Потом с насмешливой улыбкой она наклонилась и подняла свой пеньюар, просунула руки в длинные широкие рукава и плотно завязала на шее розовые ленты.
— Я сама себе хозяйка, Патрик Бурк, — сказала она. — Даже если я соглашусь однажды стать твоей женой, я не буду ничьей собственностью. Помни об этом! — Дверь открылась и закрылась, и он остался один.
» Архангел» прокладывал свой путь сквозь залитую луной ночь, плавно скользя по атласным водам, и вышел в Дарданеллы, когда за его правым бортом небо над темными горами Малой Азии начало окрашиваться в розовый цвет восхода. К концу дня они вошли в Мраморное море, и по обоим берегам над темно-синей водой стали видны турецкие крепости. Следующий день Валентина провела на палубе под полотняным тентом, который защищал ее белую кожу от яркого солнца. Она с любопытством наблюдала за многочисленными кораблями, в разных направлениях пересекавшими Мраморное море. Среди них были большие военные корабли оттоманского султана и корабли, принадлежавшие его вассалам, корсарам с берберийского побережья. Торговые корабли из Лондона, Марселя, Генуи, Амальфи38, Мальты, Тулона, Алжира, Танжера, Александрии и Венецианского Леванта проплывали мимо бесконечной вереницей. Это был очень оживленный водный путь.
На следующее утро Валентина проснулась до рассвета. Она беспокойно провела ночь и больше не могла находиться в душной каюте. Тихо оделась в зеленую юбку-штаны и шелковую кремового цвета рубашку, быстро натянула чулки и башмаки и застегнула на талии широкий кожаный пояс, нетерпеливо расчесала длинные волосы, заплела их в одну косу, завязав ее розовой лентой, и крадучись выбралась из каюты, чтобы не разбудить Нельду.
Мурроу она нашла на палубе.
— Вы когда-нибудь спите? — спросила она.
— Конечно, сплю, — хмыкнул он, — но капитан несет большую ответственность и должен спать меньше остальных на корабле. На самом деле, последние две ночи я спал больше, чем когда бы то ни было.
— Мы близко от Стамбула?
— Через несколько минут рассветет, — сказал он, — и ты увидишь башни и стены города. Подожди меня здесь, и я покажу тебе некоторые наиболее интересные места, но сначала я должен дать указания помощнику.
До его возвращения она стояла, вглядываясь в серый утренний туман.
— Туман рассеется? — спросила она.
— Обычно на рассвете дует ветер, который разгоняет туман. Впервые увидеть Стамбул отсюда — замечательное зрелище. Я был здесь много раз, но меня всегда поражает вид города на рассвете.
Как и предсказывал Мурроу, подул ветер, разрывая в клочья шелковистый туман и наполняя паруса кораблей. Город появился внезапно со стороны порта, поднимаясь из-за древних стен, окружавших его с моря, в восхитительном великолепии разбегаясь по семи холмам. Когда золотые и алые лучи позолотили купола и рвущиеся ввысь минареты, над всем Стамбулом одновременно разнеслись голоса бесчисленных муэдзинов.
— Потрясающе! — воскликнула Валентина. — Я ничего подобного прежде не видела! Мурроу согласно кивнул.
