Джо Гудмэн - Буду твоим единственным
Элизабет медленно опустилась в кресло.
– Выходит, мистер Марчмен… - Она задумалась. - Надо же, все вышло, как ты и предсказывал. В конечном итоге он все же получил свой титул.
Норт поднял бокал и посмотрел на нее слегка осоловелым взглядом.
– Вышел, так сказать, на нужное направление, если ты простишь мне этот каламбур.
Элизабет пропустила его реплику мимо ушей.
– Значит, теперь он герцог Вестфальский. Бедный Уэст. Не думаю, что он этого хотел.
– Никогда. - Норт допил виски и поставил стакан на поднос. - Уэст хотел от своего отца только одного. И это был вовсе не титул. - Он уперся руками в ручки кресла и с трудом поднялся на ноги. - Не хочешь выпить? Ах да, ты же просила подать чай. - Он подошел к камину, взял кочергу и поворошил поленья. - Нам придется почтить похороны своим присутствием.
– Конечно. - Элизабет удивилась, что он вообще заговорил об этом. На нее начал накатывать страх, и она прижала ладони к животу.
– Ну а потом… - Норт аккуратно прислонил кочергу к мраморной облицовке камина и повернулся к жене. Взгляд его несколько прояснился. - Если ты захочешь поехать в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, я все устрою.
– Я не… - В горле у нее образовался комок, мешавший говорить.
– Не думаю, что это вызовет пересуды, особенно если ты решилась навестить свою семью.
Элизабет с трудом сглотнула.
– Это из-за того, что я написала письмо полковнику? Миссис Уоллес сказала, что ты получил два письма. Одно из них от Блэквуда? - Она не выносила бренди, но сейчас не отказалась бы от глотка.
– Нет, не от полковника.
Норт сунул руку в карман и вытащил коричневый графинчик. Глядя на Элизабет, он лениво поиграл с пробкой, вытаскивая ее и снова вставляя. В комнате повисла тишина, нарушаемая только треском пламени. Заткнув пробку в последний раз, Норт осторожно, словно имел дело с тончайшим фарфором, поставил графинчик на каминную полку. Как он и ожидал, Элизабет не отрывала от него ошеломленного взгляда.
– Похоже, ты узнала его, - проговорил он без всякого выражения.
– Да.
– Впервые я увидел его в тот вечер, когда ты вернулась с приема, который давала герцогиня. Помнишь? Ты сидела за туалетным столиком, а я расчесывал твои волосы.
С тех пор прошло не больше недели, но казалось, что минула вечность. Элизабет чуть заметно кивнула. Ее мутило от страха, и она опасалась, что ее стошнит.
– Ты выстроила свои флакончики и баночки, словно оловянных солдатиков, по обе стороны от зеркала. Но этот графинчик слишком отличался от остальных Ты засунула его подальше, и я подумал: наверное, это потому, что он не такой красивый, как другие. Мне даже в голову не пришло поинтересоваться, что в нем. - Элизабет опустила голову. - Один Бог знает, как мне жаль, что я подумал об этом позже.
Стук в дверь нарушил повисшее в комнате тягостное молчание. Норт подошел к двери, поскольку Элизабет была не в силах пошевелиться. Он взял поднос у миссис Уоллес и отпустил ее, отказавшись от ее услуг.
Вручив чашку с чаем Элизабет, он вернулся в свое кресло.
– Письмо, которое я получил, было от аптекаря, - продолжил он. - Чистая формальность, по правде говоря. Я понял, что в этом сосуде, как только нашел его в платяном шкафу. Ты ведь там его обычно держишь?
Ее губы шевельнулись, артикулируя беззвучное «да».
– Я взял самую малость, чтобы отправить аптекарю. Не хотел лишать тебя этого снадобья. И вытащил его только сейчас, когда пришло письмо от мистера Гудолла. - Он в упор взглянул на жену. Лицо его было бледным, тон натянутым. -Ты не хочешь именно моего ребенка, Элизабет, или ребенка любого мужчины?
Элизабет вскинула голову. Странно, но ее глаза оставались сухими. Однако боль, притаившаяся за ними, была почти невыносимой.
– Я скажу это только один раз, милорд. Никакого другого мужчины нет и не будет.
Норт знал, что это правда, знал уже тогда, когда задавал свой вопрос. Но от этого ему не стало легче. Горечь, обида, разочарование, досада - все слилось в яростной вспышке, и он прошипел, глядя ей прямо в глаза:
– Значит, дело не в том, что ты боялась наградить меня ублюдком?
Элизабет просто смотрела на него, не говоря ни слова в свою защиту.
Рука Норта взметнулась, смахнув со стола бренди и стакан.
– Оставь! - рявкнул Норт, увидев, что жена его сделала попытку встать. Он помолчал и устало повторил: - Оставь.
От запаха впитавшегося в ковер бренди Элизабет стало дурно, и такое простое действие, как поднести чашку к губам, казалось ей сейчас непосильным.
– Значит, ты не хочешь иметь ребенка, - заключил Норт бесцветным тоном.
– Не хочу.
Удар был такой силы, что Норт даже удивился, что устоял на ногах.
– У меня как-то была любовница, которая пользовалась этим снадобьем. Она пропитывала им губку и вставляла ее внутрь себя. Ты делаешь то же самое?
– Да.
– Ну, конечно. Глупый вопрос. - Он скривил губы в насмешке над самим собой. - Даже не знаю, что тебе сказать. Наверное, я слишком пьян, чтобы справиться с этим.
– Мне стоит уехать.
Он кивнул:
– Пожалуй, так будет лучше.
Элизабет поставила чашку с блюдцем на поднос и встала. Она сделала неуверенный шаг в сторону Норта, но он поспешно отвернулся. Однако не это действие, а выражение его глаз заставило ее застыть на месте. Она прижала ко рту побелевшие пальцы, чтобы заглушить рыдание, и выскочила из комнаты.
Элизабет страшилась визита в дом Уэста, где должна была состояться панихида по его отцу. Ей казалось, что это событие приближает ее к тому моменту, когда Нортхэм укажет ей за дверь. Хотя он больше не упоминал о ее отъезде в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, Элизабет знала, что он не передумал. После стычки в библиотеке он почти не разговаривал с Ней и провел вторую половину дня и вечер в клубе, в компании Саутертона и Истлина. Там же, надо полагать, они встретились с новоиспеченным герцогом Вестфальским.
Норт пришел домой все в том же настроении - молчаливый и задумчивый. Элизабет вдруг обнаружила, что предпочитая бы, чтобы он вернулся, напившись в стельку и пропитавшись запахами продажной любви. Но он молча поставил коричневый флакон на ее туалетный столик и так же молча скрылся в гардеробной. Когда он, переодевшись на ночь, вышел оттуда и лег в постель, Элизабет притворилась спящей. Он сделал вид, что поверил ей.
На следующее утро под глазами Элизабет появились круги, а цвет лица Норта приобрел сероватый оттенок. Оба были одеты в черное, что полностью соответствовало как печальному событию, ожидавшему их, так и их собственному настроению. На Элизабет было платье из плотного бомбазина, а на Норте двубортный шерстяной сюртук. Похолодало, и им Пришлось надеть теплую одежду. Пальто Норта и подбитая мехом накидка Элизабет защищали их от ледяного дождя, но не могли прогнать холод из их сердец.
