Симона Вилар - Светорада Золотая
А витязь ее любимый тем временем почуял что-то неладное. Сердечко ретивое его волновалось, места себе не находил. Вот и решил развеять тоску-кручину на забаве молодецкой – охоте с оперенным луком и калеными стрелами. Пошел он в лес да набрел на озерцо лесное, а там утица плавает. Он уже и руку вскинул, и стрелу на тетиву наложил, да птица вдруг окликнула его по имени человеческим голосом. А тот, у кого любовь в сердце, мигом узнает голос милой. Вот молодец и опустил лук, к воде подошел, а утица уже к бережку плывет, сама в руки просится. Наш молодец глядит и видит, что подбитое крыло птицы жалко так свисает. Тогда он прижал к себе птицу и стал проводить языком по ее крылу, разглаживая перышки. И как только он коснулся ее лобзаньем, так вмиг и развеялись чары, исчезло оперение, и предстала перед ним страстная девица, да нагая вся, как в день рождения. Ну а молодец все ласкает ее, руку белую к себе прижимает, целуя от локотка до подмышек, потом к груди нежной приник, там где сосок выступал, топорщился, сам в губы просясь…
– Да что ты несешь, бесстыдник! – вскочила со своего места опешившая Текла. – Уд, что ли, помутил твой разум, раз такое при девицах рассказываешь!
От ее крика замершие и смущенные девушки всполошились, захихикали, отворачиваясь и закрываясь рукавами. А Стема, хотя и умолк, но не сводил горящего взора с затуманившихся очей княжны. Даже улыбнулся ей заговорщически, но тут Текла налетела на него, как коршун, чуть не за волосы стала оттаскивать от воспитанницы.
– Вон поди, охальник, вон! И вы все вон! Устроили тут посиделки бесстыжие!
Растерянная Светорада только теперь опомнилась, смущенно засмеялась, но не стала возражать против того, что Стему выгоняют. Глаз на него поднять не могла, но все же услышала, как он крикнул ей от порога, удерживая на расстоянии выпихивающую его за дверь Теклу:
– А ведь ты славно сегодня на пристани себя вела, Светка! Если бы не ты – князь Эгиль уехал бы из Смоленска в кручине. Ты же радость и надежду в него вселила.
Сказано это было серьезно, но Светорада отвернулась, смущаясь оттого, что он уже взял себя в руки, а она все не могла отдышаться. И позже, когда Текла уже отправила теремных девушек и стала расчесывать волосы Светораде на ночь, княжна все еще была тиха и смущена тем, что пережила, когда Стема рассказывал ей о чужой любви, а сам все в очи заглядывал да поигрывал подолом ее рубахи, ласково касаясь ног… А потом вдруг расслышала слова разгневанной Теклы о том, что она завтра же донесет на Стему княгине, да потребует, чтобы его убрали с должности рынды. Светорада резко оборвала няньку:
– А ну-ка сядь сюда! – властно указала она на пол у своих ног. Глянула на Теклу, гневно хмуря брови, щеки потемнели от румянца. Только волосы сияли золотом – расчесанные и пушистые, они были так прекрасны, что в комнате от них становилось светлее. – Забыла, кто ты? – гневным свистящим шепотом произнесла княжна. – Забыла свое место? И если я повелю – ты уймешься и будешь молчать! Ясно?
В этот миг Светорада очень походила на отца – та же решимость и непреклонность. А гнев, как у матушки, – тут и вещим волхвам не поздоровится. И старушка Текла сразу притихла. Вот же… вырастила на свою голову… Теперь из-за Стемки и со двора велит прогнать.
– Касаточка моя… да я ведь… о тебе же пекусь.
– Пекись, нянька Текла, за то тебя и кормят. Однако… Знай, сверчок, свой шесток. А теперь покинь меня. Иди!
Светорада перевела дыхание. Услышала, как старушка шмыгала носом, понуро идя к двери, и даже устыдилась. И зачем на верную няньку так осерчала… Хотя Текла и впрямь могла разлучить ее со Стемой, а Светораде… Она понимала, что все это блажь, однако рядом с ним она ощущала жизнь так ярко, как никогда и ни с кем; это новое чувство и пугало ее, и радовало. И княжна еще долго ворочалась с боку на бок, глядя на вливавшиеся в открытое окно потоки лунного света. Стема… И злой ведь какой бывает, но с ним ей так… сладко. О нем думать куда приятнее, чем о скором браке с Игорем.
Светорада понимала, что положение княжны обязывает ее подчиниться необходимости и стать княгиней, она готова была смириться с предстоящим замужеством, однако в глубине души жила тайная надежда на то, что судьба ее сложится как-то по-другому. Ибо, думая о предстоящем браке, она ощущала себя словно на краю пропасти. Впереди была неизвестность – страшная, непривлекательная, пугающая. Любая другая девица ощущала бы воодушевление перед свадьбой, а она… Ей и так хорошо жилось под родительским кровом, в изобилии и покое отцовской усадьбы, где все ее любили, и каждый новый день приносил столько радости. Светорада опять подумала о Стемке. От этого стало и сладко, и больно. Все эти дни он будет подле нее, а значит, у них будут постоянные поводы для встреч, и мысль об этом делала княжну особенно счастливой. Она все вспоминала, как он поглядел на нее, когда говорил о лобзаниях… Как ей хотелось ощутить это с ним… всегда хотелось… С детства…
– Стемка мой, – прошептала княжна и заснула со счастливой улыбкой.
Но на следующий день она держалась со своим рындой Сдержанно. Смотрела только на Игоря, своего жениха. Он не люб ей, это так, но им жить вместе и поэтому все же надо постараться наладить с ним отношения. В ней с детства была воспитана привычка подчиняться неизбежному, а долго сердиться она не умела.
Через пару дней, когда Игорь вернулся после удачной охоты довольный и веселый, Светорада попыталась помириться с ним. Подошла, взяла под руку, увела на галерею, где в тени под навесом было не так жарко.
– Поговори со мной, суженый мой.
– О чем?
– Ну, об удачной охоте, о том, как лов прошел, да вообще о чем пожелаешь. Ведь скоро мы поженимся и тогда у нас каждая мысль станет общей. Так ведь супруги живут.
Игорь усмехнулся:
– Н-да, каждая мысль станет общей… Храни меня от того боги! Да ежели я стану думать, как ты, то люди скажут, что подобный дурак еще ни разу не сидел на Киевском престоле.
– Но ведь я буду твоей княгиней! Со мной обязаны будут считаться.
Игорь скривился так, словно откусил кислое яблоко.
– Ну и возмечтала! Зачерпнула луну из лужи – как у нас говорят о тех, кто мечтает о несбыточном. Или ты решила, что и мне станешь волю свою навязывать? Я тебе уже говорил, Светорада, что твое место будет самое последнее, – то, на которое укажу. И запомни это!
Она резко выдернула руку. Тряхнула волосами:
– И ты запомни, князь, что я не овца, чтобы стоять в темном хлеву, где поставят!
Повернулась и пошла прочь. Ну что он за человек такой! Отчего так невзлюбил ее? Она ведь видела, как он уважителен с ее матерью, как приветлив с воеводой Кудияром, как шутит со Стемкой. А с ней… Она должна считать брак с Игорем счастьем? Знать бы, как от такого счастья избавиться!
