Джудит Макнот - Благословение небес

Спокойный интерес, прозвучавший в его голосе, вызвал у нее опасение, что для него это только игра, своего рода соревнование.

— Это что — соревнование? — спросила она, шокированная его цинизмом.

— А вам хочется, чтобы это было соревнование? Элизабет отрицательно покачала головой. Ее воспоминания о бурной страсти и нежности были такой же иллюзией, как и все остальное. Чувствуя пустоту в душе, она взглянула на него и с грустью сказала:

— Не думаю.

— Отчего так?

— Вы играете в какую-то игру, правил которой я не знаю, — устало ответила она.

— Правила остались те же. Это та же самая игра, в которую мы уже играли, я целую вас, а вы, — он сделал многозначительную паузу, — целуете меня.

Откровенное напоминание о том, что в прошлый раз она сама целовала его, страшно смутило Элизабет и одновременно вызвало желание дать ему пощечину, но он одной рукой придержал ее руки, а другой начал нежно поглаживать шею.

— Покажите мне, как вы запомнили это, — дразнил он, приблизив к ней свои губы. Наконец, не выдержав, Ян сам припал к ее губам и, несмотря на насмешливый тон, поцелуй его был нежным и требовательным. Элизабет качнулась к нему и наконец ответила на поцелуй, ее рука скользнула вверх и замерла у него на груди, она почувствовала, как его руки сжали ее талию, потом он раздвинул ей губы, ее сердце забилось сильными гулкими толчками, и она радостно приняла это вторжение.

Кровь зашумела у Яна в голове, он говорил себе, что должен немедленно отпустить ее, и даже попытался сделать это, но Элизабет бессознательно притянула к себе его голову, пытаясь хотя бы еще немного продлить те невыразимо прекрасные ощущения, которые будил в ней его поцелуй. Наконец Ян заставил себя оторваться от этих колдовских губ и резко поднял голову.

— Ч-ч-черт! — прошептал он, но руки помимо его воли еще крепче обвились вокруг ее тела.

Сердце Элизабет билось как маленькая пойманная птичка, она посмотрела в его глаза, полыхавшие тайным огнем, и он притянул к себе ее голову, их губы слились в поцелуе. С яростной настойчивостью он раздвинул ей губы, и Элизабет вдруг прильнула к нему, переполненная какими-то незнакомыми чувственными желаниями, обняв его руками за шею, она откровенно ответила на его поцелуй. Она не стала протестовать, когда его язык начал ласкать ее рот. Ее податливость вызвала у Яна новый взрыв неудержимого желания, он изо всех сих притянул ее к себе, чего-то дико и настойчиво требуя.

Она сделала незаметное движение, приспосабливаясь к нему и неосознанно распаляя его желание.

Его руки машинально скользнули к ее груди, но вдруг осознав, что он делает, Ян отдернул руки и, оторвавшись от ее рта, поднял голову и посмотрел пустым взглядом куда-то над ее головой, не зная, целовать ли ее дальше или попытаться обратить все в шутку. Еще ни одна женщина не возбуждала в нем такого желания всего после нескольких поцелуев.

— Это было так, как я помнила, — прошептала Элизабет, потрясенная силой охватившего ее чувства.

Это было даже лучше, чем помнил он. На этот раз страсть была сильнее, неистовей… И она не поняла этого только благодаря тому, что он сумел устоять перед искушением и не поцеловал ее еще раз. Он только что отверг эту мысль как безумную, и вдруг они услышали позади себя мужской голос:

— Боже правый! Что здесь происходит?

Элизабет рванулась в безумной панике и увидела бегущего к ним седого мужчину средних лет. Ян успокаивающе положил ей руку на талию, и она осталась стоять, окаменев от шока.

— Я слышал стрельбу… — человек прислонился к дереву, держась одной рукой за сердце, грудь его тяжело вздымалась. — Я слышал ее все время, пока поднимался из долины, и подумал…

Он замолчал, глядя на пунцовую, со спутанными волосами Элизабет. Потом его взгляд переместился на руку Яна, лежащую на ее талии.

— И что ты подумал? — спросил Ян. Для человека, застигнутого в столь пикантной ситуации, и не кем-нибудь, а шотландским викарием, его голос звучал поразительно спокойно.

Викарий наконец оценил ситуацию, и лицо его стало жестким. Он отделился от дерева и направился к ним, стряхивая с рукава прилипшие кусочки коры.

— Я подумал, — с иронией сказал он, — что вы тут убиваете друг друга. Мисс Трокмортон-Джонс, — продолжил он уже более мягко, останавливаясь перед Элизабет, — считала это вполне вероятным, когда откомандировала меня сюда.

— Люсинда? — ахнула Элизабет, все еще не придя в себя. — Вас послала сюда Люсинда?

— Совершенно верно, — сказал викарий, опуская укоризненный взгляд на руку Яна, покоившуюся на ее талии. Элизабет наконец с ужасом осознала, что все еще стоит в этом полуобьятии и, оттолкнув руку Яна, поспешно отступила в сторону. Она приготовилась выслушать грозную обвинительную тираду относительно своего греховного поведения, но викарий только хмурил седые кустистые брови и продолжал вопросительно смотреть на Яна. Чем дольше они молчали, тем невыносимей становилось это молчание и, чувствуя, что не в силах больше его выносить, Элизабет умоляюще посмотрела на Яна. Но к ее величайшему удивлению, вместо стыда лицо Торнтона выражало только веселость и некоторое сожаление, что им помешали.

— Ну? — спросил наконец викарий, глядя на Яна. — Что ты можешь мне сказать?

— Добрый день, — весело произнес Ян. — Я не ожидал встретиться с тобой раньше завтрашнего дня, дядя.

— Я это вижу, — с нескрываемой иронией ответил викарий.

— Дядя! — вырвалось у Элизабет. Не веря своим ушам, она подняла взгляд на Яна. Словно прочитав ее мысли, викарий посмотрел на Элизабет — в его карих глазах тоже искрился смех.

— Забавно, не правда ли, моя дорогая? Это лишний раз убеждает меня в том, что Господь не лишен чувства юмора.

Истерический смешок вырвался из груди Элизабет. Ян тоже начал понемногу утрачивать свою невозмутимость, по мере того как его дядя ударился в перечисление всех горестей, которые принесло ему это родство:

— Вы и представить себе не можете, какая пытка утешать плачущих девушек, которые безуспешно расставляют свои сети в надежде поймать его, — сказал он Элизабет. — Но это не идет ни в какое сравнение с тем случаем, когда он выставил на бега свою лошадь, и один из моих прихожан решил, что именно я буду принимать ставки!

Смех Элизабет отозвался в горах музыкальным эхом, и викарий, не обращая внимания на недовольный взгляд Яна, безжалостно продолжил:

— У меня уже мозоли на коленях — столько часов, недель, месяцев я молился за спасение его бессмертной души…

— Дункан, когда ты закончишь перечисление моих грехов, перебил его Ян, — я представлю тебя моей гостье.

Викария ничуть не возмутил легкомысленный тон Яна, наоборот, он казался очень довольным.