Джудит Макнот - Благословение небес
— Вы испортили мне выстрел, — строго сказала она.
— Попробуйте еще раз, — сказал он, глядя на нее насмешливо, недоверчиво и удивленно.
— Нет, я не могу стрелять, когда вы смеетесь. Я буду вам очень признательна, если вы прекратите этот дурацкий смех. Лорд Марчмэн очень хороший человек.
— Я это знаю и сам, — сказал Ян, помрачнев. — И вам чертовски повезло, что вы так любите стрельбу, поскольку он спит с ружьем и удочкой под подушкой. Выйдя за него, вы проведете всю оставшуюся жизнь, таскаясь по лесам и рекам.
— А я люблю рыбалку, — заявила Элизабет, с трудом владея собой. — Что касается сэра Френсиса, то, возможно, он и старше меня, но зато старые мужья бывают более добры и терпимы к своим женам, чем молодые.
— О-о, полагаю, вашему мужу нужно быть либо очень терпимым, либо чертовски хорошим стрелком, — грубовато бросил Ян, снова переключая внимание на цель.
Элизабет рассердила его внезапная атака на нее именно тогда, когда она решила не принимать всерьез того, что было между ними в прошлом.
— Ну, знаете, я бы не назвала вас очень последовательным! Ян нахмурился, чувствуя, что их краткое перемирие подходит к концу.
— Как, черт возьми, это понимать?
Элизабет сдержалась и посмотрела на него так, как и полагалось смотреть настоящей аристократке, — пренебрежительно и надменно.
— Это надо понимать так, — спокойно и холодно пояснила она, — что у вас нет морального права вести себя таким образом, словно я причинила вам какое-то зло, раз уж вы называете случившееся между нами случайным развлечением. Это ваши собственные слова, и не пытайтесь отрицать этого!
Торнтон перезарядил пистолет и только после этого заговорил. В отличие от потемневшего лица голос его звучал совершенно бесстрастно.
— Очевидно, память мне изменяет. Кому я это говорил?
— Во-первых, моему брату, — отчеканила Элизабет, возмущенная его притворством.
— Ах, да, досточтимому Роберту, — с ударением на слове «досточтимый» ответил он. Он снова выстрелил, но пуля пролетела далеко от цели.
— Вы не попали даже в дерево, — удивленно констатировала Элизабет. — Мне казалось, вы собирались почистить оружие, — добавила она, видя, что Ян методично убирает пистолеты в кожаные чехлы.
Когда он поднял голову и посмотрел на нее, ей показалось, что он уже забыл о ее присутствии.
— Я решил сделать это завтра.
Ян вернулся в дом, машинально развесил пистолеты над камином, потом в задумчивости подошел к столу, открыл бутылку мадеры и налил немного в стакан. Nн говорил себе, что ему безразлично, какое чувство она испытала, услышав от брата эту ложь. Во-первых, тогда она уже была помолвлена, а во-вторых, как она сама призналась, для нее их отношения были просто легким флиртом. Возможно, ее гордости был нанесен удар (кстати, вполне заслуженный), но и только. К тому же, подумал Ян, я уже почти обручен с красивой женщиной, которая слишком хороша, чтобы он продолжал думать об Элизабет Камерон.
«Виконту Мондвэйлу показалось немного странным, что его невеста проводит свободное время, уединяясь с Яном Торнтоном в коттеджах и оранжереях», — вспомнил он слова Элизабет.
Ян почувствовал смутное чувство вины из-за того, что ее бросил жених. Он бессознательно налил себе еще мадеры, подумав, что надо бы предложить и Элизабет. Рядом с бутылкой лежало начатое письмо. «Моя дорогая Алекс…», — начиналось оно. Но Торнтона поразил не сам текст письма, а почерк, которым оно было написано. Четкий, ясный и красивый. Такой почерк бывает у церковнослужителей. Это были не те корявые детские каракули, которые ему долго пришлось расшифровывать, пока он наконец понял, что она будет ждать его в оранжерее. Качая головой, он снова взял письмо, и почувствовал угрызения совести. Ян вспомнил, как наступал на нее в той проклятой оранжерее, и чувство горького раскаяния буквально оглушило его.
Он залпом осушил бокал, словно вино могло смыть его недовольство собой, и медленно вышел из дома. Элизабет стояла на краю плато, в нескольких ярдах от того места, где они стреляли. По деревьям пробежал ветерок и взметнул ее волосы, окружив лицо сияющим ореолом. Ян остановился в нескольких шагах от девушки, не отрывая от нее глаз, но перед мысленным взором его проплывали видения той, какой он знал ее когда-то: вот она, точно прекрасная юная богиня, спускается по лестнице — такая далекая и недоступная в своем царственно простом синем платье, вот, словно разгневанный ангел, встает на его защиту в карточной комнате, а вот обольстительная искусительница стоит у камина и приподнимает мокрые волосы, чтобы они поскорее просохла, и под конец — испуганная девушка, которая сует ему в руки цветочный горшок, удерживая от поцелуя.
Он глубоко вздохнул и засунул руки в карманы, с трудом сдерживаясь, чтобы не подойти и не обнять ее.
— Здесь великолепный вид, — сказала она, поворачиваясь к нему.
Ян сделал еще один долгий вдох и отрывисто спросил:
— Я бы хотел, чтобы вы еще раз рассказали мне, что случилось той ночью. Как вы оказались в оранжерее? Элизабет подавила раздраженный вздох.
— Вы знаете, как я там оказалась. Вы послали мне записку. Я подумала, что она от Валери — сестры Черайз — и пошла в оранжерею.
— Элизабет, я не посылал вам записки, я сам получил ее. Элизабет пожала плечами и прислонилась к дереву.
— Я не понимаю, к чему нам обсуждать все это снова. Вы не верите мне, а я не верю вам.
Она ожидала услышать в ответ какой-нибудь оскорбительный выпад, но вместо этого Ян сказал:
— Я верю вам. Я видел на столе в коттедже ваше письмо. У вас замечательно красивый почерк.
От его серьезного тона и неожиданного комплимента Элизабет растерялась.
— Спасибо, — зачем-то сказала она.
— Каким почерком была написана полученная вами записка?
— — Ужасным. Кстати, вы сделали ошибку в слове «оранжерея». Его губы дрогнули в невеселой улыбке.
— Уверяю вас, я знаю, как пишется это слово. И, может быть, у меня не такой красивый почерк, как у вас, но каракулями его тоже не назовешь. Если вы мне не верите, я буду счастлив доказать вам это, как только мы вернемся в дом.
Элизабет видела, что он не лжет, и ею постепенно начало овладевать предчувствие какого-то ужасного предательства. Его последние слова окончательно укрепили ее подозрения.
— Мы оба получили записки, которых никто из нас не писал. Значит, кому-то было нужно, чтобы мы встретились там и чтобы все об этом узнали.
— Нет, люди не могут быть так жестоки! — воскликнула Элизабет, качая головой. Ее сердце отказывалось верить тому, что разуму казалось очевидным.
— Как видите, могут.
— Нет, не говорите так, — закричала она, не в силах вынести еще одно предательство. — Я все равно не поверю! Это, должно быть, какая-то ошибка, — упорно твердила Элизабет, но сцены из прошлого представали перед ее мысленным взором: Валери настаивает, чтобы именно Элизабет уговорила Яна Торнтона пригласить ее на танец…. Валери расспрашивает, где Элизабет укрылась от дождя… лакей передает ей записку и говорит, что она от Валери. Валери, которая была ее подругой. Валери с хорошеньким личиком и глазами, которые преследовали ее повсюду…
