Джудит Макнот - Благословение небес

— А что из себя представляет этот Хэвенхёрст?

— Это мой дом, — сказала она с тихой улыбкой. — Он принадлежит нашей семье уже семь столетий. Сначала это был замок, построенный неким графом. Замок был так прекрасен, что многим хотелось отнять его и четырнадцать раз его осаждали и пытались взять штурмом, но попытки эти ни разу не увенчались успехом. Однако несколько веков спустя замок был разрушен до основания его новым владельцем, который хотел построить особняк в греческом стиле. Затем последующие шесть графов производили в нем улучшения на свой вкус, расширяли и модернизировали его. Иногда мне становится даже страшно, когда я думаю, что на мне лежит ответственность за его сохранность, — призналась Элизабет.

— Мне кажется, ответственность за это лежит на вашем дяде или брате, но только не на вас.

— Нет, Хэвенхёрст — мой.

— Как он может быть вашим? — спросил Торнтон, заинтригованный тем, что она говорит об этом месте как о чем-то самом дорогом в своей жизни.

— По документам Хэвенхёрст должен переходить к старшему сыну. Если нет сына, он переходит к дочери, а от нее — к ее детям.

Мой дядя не может унаследовать его, так как он младший сын. Наверное, поэтому он никогда не заботился о Хэвенхёрсте и так скупо выдает средства на его содержание.

— Но у вас есть брат.

— Роберт приходится мне сводным братом по матери, — сказала Элизабет, настолько убаюканная притихшей природой, что заговорила с ним совсем свободно. — Моя мать овдовела, когда ей был всего двадцать один год. Роберт был еще совсем маленьким. Вскоре она вышла за моего отца. Он усыновил Роберта, но прав на наследство он, конечно, не получил. По правилам наследования наследник может продать собственность целиком, но не может передать никому из родственников право владения ею. Это было сделано для того, чтобы предотвратить вражду между членами семьи и ее ветвями, а также уберечь наследника от обманщиков и охотников за чужой собственностью. Нечто подобное случилось с моей прапрабабушкой в пятнадцатом веке, и тогда по ее настоянию был добавлен этот пункт. Ее дочь влюбилась в юношу из Уэльса, который оказался изрядным негодяем, — с улыбкой продолжила Элизабет. — Ему был нужен Хэвенхёрст, а не девушка, и, чтобы он не смог заполучить его, родители добавили в завещание последнее уточнение.

— Какое же? — спросил Ян, которому ее рассказ показался весьма занимательным.

— Оно гласит, что, если наследницей является женщина, — она не может выйти замуж без согласия своего опекуна. Теоретически это было сделано, чтобы оградить женщин семьи от посягательств явных негодяев. Видите ли, не всякая женщина умеет удержать свою собственность при себе.

Но Ян видел только, что прекрасная девушка, которая когда-то с такой нежной страстью отвечала на его поцелуи, теперь не менее страстно говорит о своей привязанности не к мужчине, а к какой-то груде камней. Два года назад, узнав, что она графиня, он пришел в ярость. А то, что она была еще и помолвлена, окончательно оттолкнуло его от нее. Ян решил, что Элизабет — презренная маленькая кокетка, которая, не успев обручиться с каким-то щеголем, в жилах которого течет не кровь, а бледная водица, сразу начала оглядываться по сторонам в поисках кого-нибудь погорячее, чтобы согреть свою постель. Но сейчас ему стало не по себе от того, что она так и не вышла за своего щеголя. Он уже собрался спросить, почему она этого не сделала, но Элизабет заговорила первой.

— Шотландия оказалась совсем не такой, какой я ее себе представляла.

— И какой же она оказалась?

— Более дикой, примитивной. Я знала, что у некоторых джентльменов есть здесь охотничьи домики, но я думала, что в них существуют какие-то удобства, прислуга. А каким был ваш дом?

— Диким и примитивным, — ответил Ян. Элизабет подняла на него удивленный взгляд, но он не ответил на него, а стал собирать остатки еды с одеяла. Потом легко вскочил на ноги и добавил с иронией: — Собственно, в нем вы сейчас и находитесь.

— Где? — она машинально поднялась вслед за ним.

— В моем доме.

Они молча смотрели друг на друга, и Элизабет почувствовала, как жаркий румянец начинает заливать ее щеки. Она смотрела, как ветер перебирает его темные волосы, на его суровое красивое лицо, отмеченное печатью гордости и чувства собственного достоинства, ощущала грубую природную силу, исходящую от его стройного гибкого тела, и думала, что он и сам так же опасен и суров, как мрачные скалы его родины. Она открыла рот, собираясь извиниться, но вместо этого вдруг высказала вслух свои мысли:

— Вы подходите друг другу, — тихо сказала она. Элизабет застыла, глядя в его бесстрастное лицо. Ее золотые волосы тоже трепал ветер, и на фоне его высокой крепкой фигуры она казалась совсем маленькой и хрупкой. Свет и тьма, хрупкость и сила, упрямая гордость и железная решимость — как отличались они друг от друга! Когда-то эти различия свели их вместе, теперь они их разъединяли. Они стали старше, мудрее и были твердо уверены в том, что достаточно сильны, чтобы противостоять этому притяжению, которое постоянно возникало между ними и которое с новой силой потянуло их друг к другу сейчас, на этом заросшем травой утесе.

— Зато он не подходит вам, — так же тихо ответил он.

Его слова разорвали невидимые нити, протянувшиеся между ними.

— Да, — не обидевшись, ответила Элизабет, сознавая, каким тепличным цветком она должна ему казаться со своими непрактичными платьями и тряпичными туфельками.

Элизабет наклонилась и стала сворачивать плед. Ян пошел в дом и начал готовить ружья к завтрашней охоте. Она посмотрела, как он снимает ружья, развешанные над камином, потом на свое незаконченное письмо Александре. Ей все равно не удастся отправить его раньше, чем она вернется домой, так что нет особых причин торопиться: Но, подумав, что заняться ей больше нечем, она села к столу и снова взялась за письмо.

Она дописала письмо до середины, когда на улице раздался выстрел, и девушка испуганно вскочила из-за стола. Не представляя, во что он мог стрелять совсем рядом с домом, Элизабет подошла к двери, выглянула на улицу и увидела Яна, перезаряжающего пистолет. Он поднял его, куда-то прицелился и выстрелил. Затем снова зарядил и опять выстрелил. Наконец любопытство выманило ее на улицу, и она сделала несколько шагов по направлению к Торнтону, чтобы посмотреть, что же он там такое подстрелил.

Боковым зрением Ян уловил светлое пятно ее платья и обернулся.

— Попали? — спросила она, слегка смущенная тем, что он поймал ее за подсматриванием.

— Да.

Поскольку Яну было известно, что Элизабет выросла в деревне и, судя по всему, умеет стрелять, правила вежливости требовали от него устроить ей небольшое развлечение.