Селеста Брэдли - Срочно разыскивается герцог
– Я была слишком мала, чтобы предоставлять меня самой себе, но викарий заявил, что на няню или гувернантку денег нет, и мне придется самой заниматься собой. – Девушка улыбнулась воспоминаниям. – По многим причинам я не возражала против такого великолепного пренебрежения. Большую часть времени я бегала на свободе с менее контролируемыми детьми Торнтона. Я лазила по деревьям с сыном мясника и отрубала головы моим куклам с дочерью браконьера. В своем невежестве я считала себя любимой и думала, что обо мне заботятся, потому что не знала ничего другого, кроме весьма расплывчатой привязанности викария, к тому же редко проявляемой.
Рейф кивнул, притянув ее ближе к себе.
– Заброшенная маленькая девочка.
Феба вздохнула, прижавшись к нему теснее.
– Возможно, все это могло принести мне пользу, но такое положение дел продолжалось слишком долго. Казалось, что никто не замечал, что я больше не ребенок, что я становлюсь молодой леди, которая не должна лежать на лугу после наступления темноты, разглядывая звезды и держа за руку сына модистки. Я не хотела быть плохой, но я очень мало знала о том, что правильно, а что – нет. Викарий заявлял, что необходимо было более внимательно слушать его проповеди, но после того, как я слушала одно и то же всю свою жизнь – у него их всего лишь дюжина или около того – то обнаружила другие занятия, чтобы предаваться им во время посещения церкви.
Рейф хихикнул. Феба закрыла глаза, чтобы позволить звуку, который она любила, эхом отозваться внутри нее.
– Затем однажды, когда мне было почти пятнадцать лет, приехала леди Тесса вместе с Дейдре. Она указала моему отцу, что я уже расцвела и выросла из своих детских платьев и на самом деле сделала это довольно мило. К его удивлению, я предположила, что он переусердствовал. Викарий практически запер меня в моей комнате, пока искал везде и всюду кого-нибудь, кто мог бы научить молодую леди тем вещам, которые ей нужно знать. Все, что я знала, так это то, что после целой жизни свободы меня посадили в тюрьму, по причине, которую я не могла понять.
Все эти дни были так давно… она была так смущена, настолько не способна понять, что она сделала плохого. Руки Рейфа крепче обняли ее.
– Продолжай.
– Что ж, в конечном счете, викарий нанял гувернантку, горничную леди – которая знала о волосах меньше, чем я, спасибо ей за это, – и учителя танцев, обедневшего молодого джентльмена по имени Терренс Ла Помм. Гувернантка продержалась меньше недели, после чего подняла вверх руки и объявила меня безнадежной. Хвала небесам, что в Торнхолде была приличная, хотя и погрызенная мышами библиотека, потому что многим вещам я смогла научиться сама.
– Моя новая горничная немедленно обнаружила сына мясника – моего бывшего приятеля, если ты припоминаешь, который на самом деле вырос в здоровенного парня – и после этого проводила свои ночи, карабкаясь вниз по решетке из окна моей спальни и оставляя меня заниматься собственными делами.
– Единственным человеком, который, казалось, заботился о том, чтобы я научилась тому, как должна вести себя леди, был Терренс. Я охотно постигала то, чему он учил меня, потому что я была под сильным впечатлением от него. Терренс казался мне таким замечательным, таким элегантным и привлекательным, со всеми его заявлениями в стиле «о, если бы мир не был так жесток ко мне». Когда я оглядываюсь назад, то понимаю, что он просто промотался, но в то время перед моими глазами была только романтическая трагедия самопровозглашенного «впустую растрачиваемого великолепия».
Рейф сделался совершенно неподвижным под ней, но Феба могла ощущать, как его пульс участился. Он был зол на Терренса точно так же, как и она очень долго злилась на учителя танцев. Девушка провела рукой по его груди, без слов благодаря за то, что он слушает ее, вместо того, чтобы спрыгнуть с постели, найти Терренса и сбить с него спесь.
– Терренс научил меня танцевать, я благодарю его хотя бы за это. Вдобавок, он убедил меня, что влюблен, и что мы встретились несмотря ни на что, поскольку предназначены друг для друга. В то время это, несомненно, полностью помогло ему добиться цели. Терренс вскружил мне голову самым замечательным образом. Я согласилась сбежать с ним.
– Итак, будучи глупым ребенком, однажды ночью я последовала за своей горничной по той же решетке со своими вещами, завернутыми в шаль, и ускользнула в темноту с Терренсом Ла Поммом, бесполезным повесой и похитителем девственниц.
Феба глубоко вздохнула. Она так долго хранила этот секрет… и все же, конец мира не наступил, когда она, наконец-то, проговорилась о нем.
– Что произошло? – Рейф поцеловал макушку ее головы. – Что случилось с Терренсом?
– После одной ночи со мной он исчез на следующее же утро. Конечно, викарий нашел меня несколько часов спустя. Есть только одна дорога из Торнтона в Шотландию, а я оставила записку, что убежала в Гретна-Грин, несмотря на то, что Терренс предостерегал меня от этого. Но было слишком поздно. Я провела ночь в одной постели с Терренсом, и моя репутация была полностью разрушена.
Рейф прижался щекой к ее макушке.
– Не для меня.
Феба вдохнула его запах, ощущая в себе такую легкость, что даже подумала, что сможет взлететь. Тепло его тела окружало ее, защищало ее – она была в безопасности в его объятиях, как ни разу не ощущала себя в безопасности за всю свою жизнь.
– Ну, очевидно, Терренс думал также, потому что я проснулась тем утром в одиночестве. Я выглянула из окна, чтобы увидеть его спину, удалявшуюся верхом на лошади на такой скорости, как будто от этого зависела жизнь. Я никогда больше не встречала его. Затем приехал викарий и забрал меня домой.
– Он был зол на тебя?
– Он был холоден. – Феба поежилась. – С этого дня и впредь он был холоден со мной. Он прикрыл мое отсутствие какой-то ложью, а затем запер меня в моей комнате, чтобы я подумала о том, что сделала, на три нескончаемых месяца…
– Что?
Девушка уложила Рейфа обратно, успокаивая его ярость.
– Другой человек, возможно, избил бы меня до потери сознания, но он не сделал этого… хотя были моменты, когда я предпочла бы, чтобы меня ударили, чем обращались с ледяной отстраненностью.
– К тому времени, когда меня выпустили, я была так ужасно одинока и настолько вздрагивала от малейшей свободы, что обнаружила себя вполне способной соответствовать новым правилам поведения викария.
– Правилам?
– О да. Я должна была носить только самые скромные платья. Мне приходилось все время убирать свои волосы наверх. Я никогда не должна была бегать, или громко смеяться, или разговаривать с незнакомцами, или вообще с мужчинами, даже если я знаю их всю жизнь. Я никогда не должна была отправляться куда-то без сопровождения моей новой сварливой горничной средних лет – которая, хвала небесам, отказалась ехать в Лондон.
